Николай Шпанов - Поджигатели. Цепь предательств

Вокруг лагеря в один день вырос городок палаток, задымили походные кухни. В ворота потянулась вереница окрестных крестьян, женщин из ближних городов и даже парижанок, несших добровольцам подарки - пищу, одежду, белье, книги. Каждый нес, что мог.

На следующий же день наново началась процедура отбора.

На этот раз она протекала с лихорадочной быстротой. В комендатуре снова появился маленький брюнет в штатском, с белым шрамом на виске, которого писаря почтительно называли "мой капитан", но род службы которого знал только комендант, именовавший его наедине господином Анря.

На этот раз Анри привез с собою уже проверенные списки немцев.

Он лично наблюдал за тем, как подали закрытые фургоны и погрузили в них первую партию добровольцев. Среди них были почти все офицеры: Энкель, Зинн, Цихауэр, Варга и десятка три других.

Колонна машин с этой партией уже запылила по дороге на север.

Нахмурившийся Лоран долго смотрел ей вслед покрасневшими глазами. Может быть, они и не были краснее, чем у других, но Стилу показалось, что эльзасцу не по себе.

- Ну вот, - сказал каменщик, - теперь-то ты понял, небось, все.

- Да, - тихо ответил Лоран и провел заскорузлой рукой по лицу. Пожалуй, я действительно все понял... Все до конца!

8

Эгон Шверер отложил газеты и посмотрел на часы. Сомнений не было: курьерский Вена-Берлин опаздывал. Это воспринималось пассажирами как настоящая катастрофа. Правда, поезд мчался теперь так, что кельнеры, пронося между столиками чашки с бульоном, выглядели настоящими эквилибристами, но лучшие намерения машиниста уже не могли помочь делу. Всю дорогу поезд двигался, как в лихорадке. То он часами стоял в неположенных местах, то несся, как одержимый, нагоняя потерянное время. Пресловутая пунктуальность имперских дорог - предмет подражания всей Европы - полетела ко всем чертям с первых же дней подготовки аншлюсса. Южные линии были забиты воинскими эшелонами. На станциях неистовствовали уполномоченные в коричневых и черных куртках. Нервозная суета сбивала с толку железнодорожников, терроризированных бандами штурмовых и охранных отрядов, бесчисленными агентами явной и тайной полиции. Царили хаос и неразбериха. Только у самой границы, в зоне, занятой войсками, сохранялся относительный порядок.

Находясь в Вене, Эгон не предполагал, что все это приняло такие размеры. Профаны могли поверить тому, что Третья империя действительно намеревалась воевать за осуществление аншлюсса.

Эгон расплатился и перешел из ресторана в свой вагон. Его сосед по купе сидел, обложившись газетами. Это был чрезвычайно спокойный, не надоедавший разговорами адвокат, ехавший так же, как Эгон, от самой Вены. Его звали Алоиз Трейчке. Он был специалистом по патентному праву и имел бюро в Берлине. Очень деликатными намеками Трейчке дал понять, что если Эгону понадобятся какие-либо справки по патентам, по промышленности и тому подобным делам - он всегда к его услугам. Установленная теперь связь с Веной позволит ему ответить на любые вопросы. Эгон спрятал карточку адвоката в карман.

При входе Эгона Трейчке молча подвинул ему часть своих газет, и Эгон так же молча взял одну из них. Он и не заметил, как заснул с газетою в руках.

Его разбудили толчки на стрелках. Мимо окон мелькали дома. Внизу, по блестящему от недавнего дождя асфальту, сновали автомобили.

Эгон без обычной радости окунулся в шумную толчею вокзала.

Берлин казался особенно неприветливым после Вены, еще не утратившей своей легкомысленной нарядности.

Эгон ехал с надеждой, что никого, кроме матери, дома не будет. Но, к своему неудовольствию, попал прямо к завтраку. Все оказались в сборе.

Эрнст сокрушался, что ему так и не удалось принять участие в "завоевании" Австрии. Генерал был тоже недоволен: австрийский поход его не удовлетворял даже как обыкновенные маневры. Не удалось испробовать ни одного вида вооружения. С таким же успехом Австрию могли занять кухарки, вооруженные суповыми ложками.

Эгон пробовал отмолчаться, но генерал интересовался, как реагирует на аншлюсс средний австриец - интеллигент, бюргер.

- Как всякий немец, - вставил свое слово Эрнст. - О том, что происходит в Австрии, если это тебе самому недостаточно известно, я дам тебе более точные сведения, чем наш уважаемый господин доктор.

- Ты был там? - иронически спросил генерал.

- А ты не слышал по радио музыку, сопровождавшую триумфальное шествие фюрера?

- Каждая дивизия располагает, по крайней мере, тремя оркестрами. Силами одного корпуса можно задать такой концерт, что мертвые проснутся! рассмеялся генерал, к очевидному неудовольствию младшего, сына. - Расскажи, Эгон, откровенно, что видел.

Еще минуту назад Эгон не собирался поддерживать опасную тему, но бахвальство Эрнста его рассердило.

- Если бы вы не ввели в Австрию своих полков, фюрер никогда не вернулся бы на свою родину.

- Не говори глупостей, Эгон, - недовольно возразил генерал. - Австрия завершила свой исторический путь, вернувшись в состав великой Германской империи.

- Ни в одном учебнике истории не сказано, что Берлин был когда-нибудь столицей этой империи.

- Не был, но будет, - запальчиво сказал Эрнст. - Довольно этих марксистских намеков!

- Мария-Терезия никогда не возбуждала подозрений в причастности к марксизму, - сказал Эгон. - Между тем эта дама во время войны тысяча семьсот восьмидесятого года заметила, что опасность, угрожающая Австрии, заключается не столько в неблагоприятном для Австрии исходе войны, сколько в самом факте существования "прусского духа", который не успокаивается, пока не уничтожает радость бытия там, где он появляется. Она писала дословно так: "Я глубоко убеждена, что для Австрии, самым худшим было бы попасть в лапы Пруссии".

- Мой милый Эгон, - наставительно произнес генерал, - эта старуха была не так глупа, как ты думаешь, а только жадна. Тогда еще мог возникать вопрос: кто из двух - Австрия или Пруссия будет носительницей германизма. Живи она на полтораста лет позже, этот вопрос для нее уже не возник бы.

- А мне кажется, что если бы оба ее последних канцлера не были слизняками, - заметил Отто, - Австрия и теперь оставалась бы Австрией.

- Это зависело от Вены гораздо меньше, чем от Лондона, Парижа и Ватикана, - возразил Эгон.

- К счастью, и там начали понимать, что им нужна сильная Германия, сказал Эрнст.

- Когда речь заходила о борьбе с Россией, Австрия и Пруссия тотчас забывали свои споры! - заключил генерал. - Кто бы из нас двух ни спасал друг друга от напора славянства - Австрия ли нас, или мы Австрию, - важно, что на этом фронте мы должны быть вместе!

- Зачем же тогда нужен аншлюсс?

- Чтобы вдохнуть в австрийцев новый дух - дух новой Германия! - сказал генерал. - Мое сознание и, я надеюсь, сознание всякого порядочного немца уже не отделяет Вену от Германии!.. А что думают венцы?