Николай Шпанов - Поджигатели. Цепь предательств

Эгону казалось, что он справился с задачей. Он даже гордился своим новым произведением. Но если комиссия захочет, то в несовершенстве опытного экземпляра можно увидеть органические недостатки конструкции, даже злой умысел конструктора. При желании можно было придраться к чему угодно.

Эгон с тяжелым сердцем ехал на аэродром.

Генерал Бурхард пригласил его к себе в автомобиль. Когда они остались вдвоем, отделенные от шофера стеклом, Бурхард отбросил свою неприступность. Он дружески расспросил Эгона о работе, о жизни. Оказалось, что он хорошо знал, что Эгон сын генерала фон Шверера. Наконец, как бы невзначай, Бурхард задал вопрос, в котором Эгон сразу угадал главное: как сам Эгон относится к новому бомбардировщику? Ведь он, насколько известно, не только прекрасный конструктор, но и опытный летчик. Его мнение особенно ценно...

Эгон криво усмехнулся:

- Бюрократическая инерция вашего военного аппарата губит дело. Когда машина выходит на опытный аэродром - это самолет сегодняшнего дня. Но его так долго проверяют, так боятся в нем каждой новой мелочи, что когда, наконец, решаются дать на него заказ, он оказывается уже устаревшим. А заказ у нас, как правило, бывает большой, изготовляется долго. Пока завод не сдаст его военному ведомству, никто не решится заикнуться, что самолет устарел.

- Значит, фабриканты сами не видят недостатков своей продукции?

- Какой смысл промышленнику говорить о ее несовершенстве, когда у него запущена серия в несколько сот штук? - откровенно сказал Эгон. - Заводчик не враг своему карману!

Бурхард нахмурился:

- Я говорю об обороне, а вы - о коммерции.

- Для директоров это одно и то же.

Генерал ударил себя снятою перчаткой по колену.

- Вот что, доктор, - решительно сказал он: - мы избрали ваш бомбардировщик объектом эксперимента. Технические условия, предъявленные этой машине, на мой взгляд, соответствуют самолету, необходимому для работы в горных местностях. В ближайшем будущем нам предстоит провести маневры в Богемии...

- Позвольте, - воскликнул Эгон, - это же за пределами империи!

Бурхард не обратил внимания на его возглас.

- Исходной позицией будут горные цепи вдоль границ Саксонии, Баварии и Австрии. Я говорю с вами откровенно, доктор Шверер, потому что хочу, чтобы вы ясно представляли себе задачу вашей новой машины.

Эгону пришлось взять себя в руки, чтобы казаться спокойным.

- Район операций не определяет их характера, генерал.

- Наступление. Бомбардировка.

- Объекты?

- В основном - узкие цели, узлы сопротивления - форты, батареи: бетон, сталь, земля... Возможны и населенные пункты.

Эгон боялся верить ушам. То, что говорил Бурхард, означало воину. Ни больше, ни меньше. А война с Чехословакией означала и войну с ее союзниками - европейскую войну.

Бурхард испытующе смотрел на растерянного Эгона.

- Ваше мнение?

Эгон впервые с такою реальностью ощутил, что делает не елочные игрушки. С ним еще никогда так просто и ясно не говорили о намерении сбрасывать при помощи его самолетов бомбы, уничтожать города, убивать людей. Цель его работы скрывалась за туманом отвлеченностей, символизированных цифрами и сложной терминологией технических требований.

- Я слишком давно отошел от практики полетов, - неопределенно сказал он.

- Мне очень неприятно сообщать вам, но у правительственного инспектора завода создалось впечатление, что процесс сдачи вашей машины затягивается. Слишком затягивается! Скажем так.

Бурхард видел, как щеки Эгона залились краской.

Эгон вспылил:

- Он так и сказал?

Бурхард предостерегающе поднял руку:

- Я говорю с вами совершенно конфиденциально.

- Что же, он подозревает меня в умышленном затягивании? - сердито спросил Эгон.

- Недостаток рвения. Скажем так... Может быть, виноват кто-либо из ваших сотрудников, ну, хотя бы тот, кто ведет испытания?

Эгон молчал.

- Вы никого не имеете в виду? - спросил Бурхард. - Мне говорили о какой-то Эльзе Германн...

Эгон уверенно проговорил:

- Не нахожу в ее работе ни одного пробела, который можно было бы считать хотя бы ошибкой. Если кого-нибудь нужно обвинить в недостатке энтузиазма, пусть это будет главный конструктор группы.

- Вы?

- Вот именно.

- Никогда не будьте слишком уверены в себе, господин доктор.

- Я достаточно уверен в своей машине.

Автомобиль остановился. Видя, что к ним подходят офицеры, генерал сказал:

- Разговор закончим в другой раз...

Эгон сам изложил экспертам недочеты, замеченные в машине. Представив свое детище со всех сторон, он устранился от выводов.

Когда комиссия закончила работу, Эгон не знал, радоваться ему или огорчаться: эксперты признали, что, помимо основного назначения корабельного бомбардировщика, его самолет пригоден для работы в условиях горной войны. Он должен был быть как можно скорее подготовлен к пуску в серию в сухопутном варианте. Эгон без объяснений понял, что это значило: Рудные горы, Судеты. Может быть, склоны Малых и Больших Карпат.

Что они затевают? Руками таких, как он, собираются перекраивать карту Европы? Им мало Австрии? Значит, очередь за Чехословакией. А что за нею? Может быть, Швейцария? Почему Боденское озеро до сих пор не целиком германское? А Скандинавский полуостров? И там война будет горной, и там его машина окажется на месте. А Балканы? Чорт возьми, почему господа инженеры и доктора математики считают себя глубоко мирными людьми? Ведь если бы не они, генералам нечем было бы воевать! Сами генштабисты не могут выдумать простой зажигалки, не говоря уже о порохе. Какую эволюцию возвращения к древности должно было бы совершить военное искусство, если бы господа военные не опирались на инженеров!..

Перед отъездом Бурхард сказал Эгону:

- Мы поручим вам ответственную задачу нужно подумать над машиною совершенно нового типа. Для начала поговорим о "мocкитах"...

- "Москиты"? - спросил Эгон. - Никогда не слышал!

- Когда будете в Берлине, заезжайте ко мне. Я вам кое-что покажу. А пока - это между нами...

11

Когда стало известно благоприятное заключение комиссии, Эльза, не выдержав нервного напряжения, расплакалась у всех на глазах. Она не решилась подойти к Эгону, когда его поздравляли другие сотрудники. С завистью смотрела она, как Эгон взял под руку Пауля Штризе и, дружески беседуя с ним, повел в бюро.

Молодой инженер, появившись на заводе, быстро завоевал симпатию Эгона умением схватывать на лету его идеи. Он был исполнительным помощником и способным организатором. Мало-помалу к нему перешла часть работы, мешавшая Эгону: распределение обязанностей между инженерами бюро, наблюдение за выполнением задании. Эгон и не заметил, как Штризе стал его фактическим помощником.