Николай Шпанов - Поджигатели. Цепь предательств

Однако вместо Эльзы навстречу ему поднялась со стула маленькая фигурка старушки. Эгон с трудом узнал под вуалью фрау Германн.

- Эльзхен просит вас приехать к ней по очень важному делу, проговорила фрау Германн, опустив глаза. - Эльзхен давно не встает с постели, - едва слышно добавила старушка.

Она посмотрела на него, и Эгону стало стыдно: может быть, она считает его простым ловеласом, разбившим жизнь ее дочери?

Губы фрау Германн зашевелились, но Эгон ничего не мог разобрать. Он должен был нагнуться к ее лицу, чтобы услышать:

- Нужно ехать теперь же, немедленно! - И старушка заплакала.

Увидев Эльзу, он испугался. Глаза - вот все, что он видел на ее лице. В них было столько страха, что он готов был поверить всему, что она скажет.

Эльза не плакала и ни в чем его не упрекала. То, что она говорила, было просто и ясно. Эльза была беременна. Прежде ей и в голову не приходило ничего дурного, но когда она узнала, какие надежды возлагает на ее беременность гестапо, то прямо от Шлюзинга она поехала к акушерке. Аборт был сделан неудачно. Эльза заболела. Здесь она не могла даже лечиться об этом немедленно узнал бы Шлюзинг. Эльза просила Эгона помочь ей выбраться из Любека, - куда-нибудь, все равно куда, лишь бы подальше от Шлюзинга.

И еще одно: мама ничего не должна знать.

- Зачем же ты это сделала? - с трудом проговорил Эгон.

- Чтобы они не могли больше шантажировать ни меня, ни тебя. Не думай больше ни о чем, только помоги мне уехать. Я сама виновата во всем. Одна я...

Он думал, что она сейчас заплачет, но глаза ее оставались сухими. Они стали еще глубже, еще синее, - как кусочки голубого льда.

На следующий день рано утром Эгон позвонил Штризе.

- Фройлейн Эльза Германн едет с нами в Чехословакию. Пусть выправят ей паспорт.

- Вы же сами велели вычеркнуть ее из списков! - сказал удивленный Штризе.

- Слушайте то, что вам говорят! - крикнул Эгон. Он еще никогда не говорил со своим помощником таким тоном. - Ее заграничный паспорт передадите мне. Она будет нас ждать в Берлине.

Когда Штризе передал об этом разговоре Шлюзингу, тот едва не подпрыгнул от радости:

- О, молодец, молодец девчонка!

20

В доме Винера, "ныне коммерции советника фон Винера", царило оживление. Давно уже хозяина дома не видели в таком хорошем настроении. Пожалуй, с тех самых пор, как ему удалось благодаря помощи Опеля спасти свою фирму от посягательства англичанина Грили. Но никто не догадывался об истинной причине этого прекрасного настроения Винера, - Шверер взял с него слово, что он не проговорится о выданной ему политической тайне: со дня на день, может быть завтра или послезавтра, в Берлине произойдут большие еврейские погромы.

Винер решил вложить все свободные деньги в то ценное, что можно купить у евреев. Не может быть, чтобы они не пронюхали о предстоящем бедствии. У них не было основания не верить слухам. Можно было с уверенностью сказать, что они пожелают обратить в наличные деньги все, что может гореть, ломаться, все, чего нельзя положить в банковский сейф. А уж Винер знает, что покупать... Недаром он слывет одним из виднейших любителей живописи. Его испанцами не побрезговал бы сам герцог Альба! Неплох был и французский уголок.

Будь то испанец, француз или фламандец, старый или новый, - трубка длиною в метр - и солидная сумма устойчивой валюты в кармане!

Оставалось только использовать дни до отъезда в Чехословакию, чтобы пополнить коллекцию. Момент был удачным. У ван Димена, говорят, появились полотна, каких торговцы картинами не показывали уже много лет.

Винер пометил в книжечке, что необходимо посетить галлерею Хальберштока. Не забыть бы заехать и в аукционный зал Лепке. Там тоже стало появляться кое-что заслуживающее внимания. Вообще жизнь стала занятной: одни спешили обратить свои картины в деньги, а он, Винер, готов менять их на картины.

- Спроси мать, не хочет ли она поехать со мной в галлерею? - сказал он Асте, сидевшей напротив него за утренним завтраком.

Аста поднялась, лениво потягиваясь:

- Опять принять участие в какой-нибудь комбинации?

- Аста! Откуда это?

- Общество чистокровных наци дурно влияет на мои манеры, но зато не может испортить политической репутации.

- Ты ходишь над пропастью, детка!

- Падение в пропасть мне не грозит. Я брожу по ее дну.

- Аста! - закричал Винер.

- Так обстоит дело, папа. - Аста пожала плечами и не спеша закурила.

- Труда! Ты слышишь, что она говорит? - Винер выбежал из комнаты. - Что она говорит!..

Он вернулся в столовую, сопровождаемый испуганной фрау Гертрудой.

- Аста, Аста!.. Да куда же ты девалась?

- Фройлейн Аста пошла к себе и просила ее не беспокоить, - сказала горничная.

- Это сумасшедший дом! - воскликнул Винер.

Он пронесся мимо горничной, выхватил у лакея шляпу и трость и уехал.

По мере того как машина катилась по освещенным солнцем улицам, спокойствие возвращалось к Винеру. Аста распустилась, но в Чехии он ей покажет!..

С приближением к Курфюрстендамм Винеру бросилось в глаза оживление на улицах. Люди штурмовали киоски газетчиков и тут же нетерпеливо разворачивали листы полуденных выпусков.

Винер приказал шоферу купить газету.

С первых страниц на него глянули ошеломляющие заголовки. В Мюнхене погромы. Банды штурмовиков разгромили еврейские магазины. За магазинами пришла очередь квартир. Власти издали приказ: всем евреям в недельный срок покинуть Баварию.

Кто же поверит, будто у германской полиции нехватило силы справиться с бандой погромщиков? Она заодно с ними! Официальная версия о том, будто погромы являются результатом возмущения, вызванного убийством евреем Грюншпаном дипломата Рата, - выдумка, к тому же не слишком удачная. Мюнхен только начало. Может быть, завтра то же самое произойдет здесь, в сердце Германии? Нельзя упускать такой момент! Сегодня богатые евреи будут продавать ценности, которые нельзя спрятать от погромщиков; завтра пойдут в ход портфели акций - вот где начнется главное, вот что имел в виду Шверер, предупреждая его о конъюнктуре! Винеру предстоит поработать за них обоих.

Винер приказал ехать к Хальберштоку. Если правда, что фактическим владельцем галлереи является Блюмштейн, скромно именующий себя управляющим, то нюху этого господина надо отдать должное. Он во-время сообразил, что еврею нужно избавиться от сокровищ.

Здороваясь с Винером, управляющий галлереей Блюмштейн старался казаться спокойным, но Винер сразу почуял, что сегодняшние новости потрясли его.

- Мне удалось получить сокровище, которое вы увидите первым, - сказал Блюмштейн и повел Винера в одну из боковых комнат. У дверей сидел служитель. Широкое окно было забрано решеткой.

- Ого, святая святых! - воскликнул Винер. - Давненько мы сюда не заглядывали!