Джеффри Хоскинг - История Советского Союза. 1917-1991

Другой проблемой было то, что большинство женщин продолжало работать. По переписи 1970 г. 86% трудоспособных женщин работали постоянно или временно. Женщины составляли 51% всей рабочей силы в стране. На вопрос, почему они работают, 91% московских женщин ответили, что первостепенную важность для них имеют финансовые соображения, однако 86% заявили, что им нравится работа в коллективе, а также само занятие общественно-полезной деятельностью. Похоже, что большинство руководствовалось обеими причинами.

Но, на беду, социальные условия совершенно не соответствовали тому факту, что работающая женщина стала теперь нормой. Средняя заработная плата женщин составляла лишь 65% от зарплаты мужчин. Иногда это объяснялось тем, что женщины в тех же профессиях имели низшие должности. Но была и другая причина — те профессии, где в большинстве работали женщины, в принципе были самыми низкооплачиваемыми. Ярким примером являются профессии, связанные с медициной, — там женщины составляли 70% от общего числа занятых; даже врач высочайшей квалификации мог получать меньше, чем квалифицированный рабочий. Учителя и работники учреждений, в подавляющем большинстве женщины, получали просто нищенскую зарплату.

Итак, труд женщин оплачивался недостаточно. Но и мужчины не осознавали всех последствий всеобъемлющей занятости женщин. Опросы показывали, что 60–70% работы по дому выполнялось женщинами, и только присутствие бабушек несколько облегчало положение. Однако мужчины постепенно меняли свое отношение к женам. Готовность принять на себя часть домашних забот в особенности характерна для образованных мужчин.

Тем не менее двойная нагрузка, которую обычно несла супруга или мать, теперь была признана серьезной социальной проблемой. Типичный день женщины состоял из постоянной беготни из детского сада к переполненному троллейбусу, затем к метро, потом к месту работы, потом беготни в поисках продуктов, и вечером — опять метро, троллейбус, детский сад. Наконец, вечером она готовила, стирала, штопала, гладила, укладывала детей в постель. Все это хорошо описано в повести Натальи Баранской “Неделя как неделя”. Чувства всех образованных женщин выражены в гневной тираде героини, после того как муж предложил ей бросить работу и целиком посвятить себя дому. Она спрашивает его, не считает ли он, что она не желает, чтобы детям было лучше., Конечно, она хочет этого, но то, что предлагает ей муж, было бы для нее концом. Как быть с ее пятилетней учебой в вузе — спрашивала она супруга, — с ее ученой степенью, ее диссертацией? Что делать с ее опытом работы? Не думает ли он, что можно так просто все это бросить? Кем я стану, спрашивала она, если буду сидеть дома? По ее словам, это был бы кромешный ад, и она все время придиралась бы к мужу. “Да и вообще, как мы можем серьезно это обсуждать? Нам никогда не прожить на одну твою зарплату…”

Следствием того постоянного напряжения, в котором жили столь многие семьи, был низкий уровень рождаемости. По переписи 1970 г. (цифры в целом были неприменимы уже к 1979 г.) среднее число детей в семье равнялось 2,4 (против 2,9 в 1959 г.). Между разными республиками существовали очень большие и показательные различия. Так, в Латвии на семью приходилось 1,94 детей, 1,97 в РСФСР, 2,04 на Украине, но в Азербайджане 4,63, в Узбекистане 5,64 и в Туркменистане 5,95. Отчасти такое положение объясняется влиянием ислама. Другой причиной является то обстоятельство, что в районах с высокой рождаемостью большая часть населения проживает в сельской местности, к тому же большими семьями. С 1970 г. уровень рождаемости в России, на Украине, в Белоруссии и прибалтийских республиках был настолько низким, что уже не обеспечивал воспроизводства населения, по крайней мере для этих регионов. Это вызвало большие трудности при планировании в последние годы существования СССР. Экономисты предупреждали, что в промышленно развитых регионах вскоре будет ощущаться нехватка молодых людей для пополнения рабочей силы, в то время как из среднеазиатских кишлаков, где воздействие плановой экономики было значительно слабее, излишнее население отказывалось перебираться в города европейской России.

В результате некоторые советские демографы начали направленную кампанию за полное изменение семейной политики. Они утверждали, что матери должны оставаться дома и присматривать за детьми по крайней мере несколько лет, а государству следует обеспечить им для этого финансовые возможности. Они также рекомендовали увеличить государственные капиталовложения в сферу услуг и розничную торговлю, чтобы покупки, услуги по ремонту и уходу за жильем стали доступнее и не были столь разорительными. Все эти меры, по утверждению демографов, побудят людей обзаводиться детьми, что впоследствии должно оказать благоприятное воздействие на экономику (и на Вооруженные силы, хотя прямо об этом не говорилось). Но реально было сделано очень немногое. Услуги и торговля оставались забытыми чадами плановой экономики.

Но на деле вопреки всему семья как социальный институт пережила Советский Союз. Это вовсе не было чем-то само собой разумеющимся, если учесть антисемейную направленность раннего советского законодательства и сильнейшие социальные потрясения. С течением времени семья вообще стала весьма консервативной силой, сопротивлявшейся попыткам партии и государства мобилизовать людей и вовлечь их в массовые акции. Большая часть браков заключалась между представителями одного социального класса, одной национальности и одного образовательного уровня. Таким образом, культурное наследие, включая религию и национальные традиции, имели тенденцию к увековечению. К тому же после массового исхода из коммунальных квартир в шестидесятых-семидесятых годах, когда семьи стали жить в отдельных квартирах, чувство принадлежности коллективу (хоть и ненавидимому подчас) резко ослабло. Опросы показывали, что большинство людей проводили свободное время дома, занимаясь домашней работой, читая, помогая детям или просто смотря телевизор. Мало кто предпочитал общественные мероприятия или собрания. В некоторых случаях семья уравновешивала и то идеологическое давление, которое человек испытывал по месту учебы или работы. Дети нередко усваивали ценности, которые хоть немного противоречили тем, что распространялись официальной пропагандой. Государство в целом достаточно неохотно вмешивалось в этот процесс размежевания общества и нарастания различий между людьми, кроме некоторых особых случаев (как правило, связанных с религиозными сектами).

Нигде противоречивость отношения государства к социальным проблемам не проявилась так ярко, как в политике по отношению к алкоголю. Между 1970 г. и 1980 г. продажа спиртных напитков возросла на 77%. По оценке эксперта Министерства внутренних дел, 37% работающих “злоупотребляли” алкоголем в той или иной степени. Хоть никакие официальные данные и не были опубликованы, складывается впечатление, что по потреблению крепких спиртных напитков на душу населения СССР занимал первое место в мире. Официальная политика была даже направлена на развитие производства и торговли спиртными напитками, поскольку они давали колоссальные прибыли. Люди, измученные поиском продуктов питания и потребительских товаров, могли с негодованием видеть, что при полном отсутствии других товаров полки магазинов ломятся от водочных бутылок, ожидавших своего покупателя. Видимо, это был единственный сектор промышленности товаров народного потребления, который действительно хорошо работал в условиях плановой экономики.