Майкл Дэвид-Фокс - Витрины великого эксперимента. Культурная дипломатия Советского Союза и его западные гости, 1921-1941 годы

На самом деле Эренбург был кем угодно, но только не «рядовым советским писателем». Он очень быстро превратился в весьма привилегированного посла советской культуры, которому власти доверяли крайне важные задания за рубежом — от организации контролировавшихся из Москвы ключевых антифашистских культурных акций Народного фронта до влияния на французских интеллектуалов в переломные моменты политических баталий. Борис Фрезинский писал, что «Эренбург стал для карательных органов фигурой, числящейся за вождем, не подлежащей уничтожению без его визы». Подобно другим сталинистам-западникам, таким как Кольцов и Третьяков, Эренбург стал одним из ведущих корреспондентов, которые вели репортажи из республиканской Испании; так же как и Третьяков, он был евреем, и хотя еврейская идентичность Эренбурга была крайне сложной, она обеспечивала его внутреннюю преданность делу антифашизма. При этом антифашизм, игравший основную роль в привлечении западных интеллектуалов на сторону Советского Союза, укрепил Эренбурга в решении стать сторонником Сталина.

Конечно, иностранные друзья Советского Союза могли быть связаны не с одним, а сразу с несколькими посредниками, оказывавшими на них влияние. Некоторые даже женились на них: так, женой Ромена Роллана была Мария Кудашева, которая в 1920-х годах работала переводчицей, в том числе в ВОКСе, и даже имела некоторый вес в литературных кругах, а в 1930-х помогала Роллану вести обширную переписку с различными советскими деятелями. Эльза Триоле, сестра авангардной музы Маяковского — Лили Брик, была женой сюрреалиста Луи Арагона, который вступил во Французскую коммунистическую партию и вместе с Эльзой (прибывшей в качестве его официальной переводчицы) посетил Первый съезд советских писателей в 1934 году. Как отметила Софи Кёре, Арагон, подобно многим попутчикам, вместе с СССР открыл для себя и Россию. Для него эта страна «была воплощена в одной женщине, Эльзе». Любовь и дружба, встречи и расставания, вражда и соперничество — например, между Барбюсом и Арагоном или Эренбургом и Кольцовым — теснейшим образом переплетались с высокой политикой международного уровня {659} 659 Coeuré S. «Comme ils disent SSSR». P. 63–64,67; об Эренбурге и Кольцове как об антагонистах, а также о взаимных обличениях и жалобах среди «западников» см.: Максименков Л. Очерки номенклатурной истории. С. 330. .

Особую разновидность посредников составляли советские дипломаты. В отличие от контрразведки Коминтерна и Красной армии, осуществлявших секретные операции по вербовке агентов влияния, дипломаты совершенно открыто работали в советских посольствах за рубежом, которые представляли собой не только аванпосты советской жизни, но и места встреч политиков, журналистов и интеллектуалов. До 1933 года самым важным советским «аванпостом» в Европе, несомненно, было посольство в Берлине, на Унтер-ден-Линден, дом №7, которое Карл Шлёгель метко описал как ворота в «СССР в миниатюре» и центр всего «немецко-советского пейзажа» {660} 660 Schlogel К. Berlin, Ostbahnhof Europas: Russen und Deutsche in ihrem Jahrhundert. Berlin: Siedler Verlag, 1998. Ch. 5 [цит. с. 112,123]. . История советского посольства в Париже, на Рю-де-Гренель, являвшегося важнейшим местом для культурных отношений между СССР и Европой, еще ждет своего исследователя, хотя Сабин Дюллен уже выявила основных гостей этого учреждения, которое после 1933 года превратилось в главную «советофильскую среду» в Европе и часто посещалось дружественными СССР журналистами и радикально настроенными интеллектуалами {661} 661 Dullin S. Des hommes d'influences: Les ambassadeurs de Staline en Europe 1930–1939. Paris: Payot, 2001. P. 182–204 [особенно с. 185]; Eadem. Les ambassades sovietiques en Europe dans les annees 1930 // Communisme. 1997. № 49/50. P. 17–28. . В 1929–1933 годах, в бытность свою послом в Праге, Аросев весьма близко сошелся с местными интеллектуалами и культурными деятелями, разделявшими левые взгляды: его резиденция на вилле «Тереза» представляла своего рода культурный и политический салон, где советская колония тесно общалась с чехословацкими интеллектуалами и деятелями искусства. По вечерам Аросев декламировал здесь стихи Блока и Брюсова и упражнялся в художественном чтении рассказов Зощенко {662} 662 [«Аросев Александр Яковлевич», 1931 г. — автобиография для Общества старых большевиков] // РГАСПИ. Ф. 124. Оп. 1. Д. 80. Л. 4–14; Аросева О.А., Максимова В.А. Без грима. М.: Центрполиграф, 1999. С. 12; Чернобаев А.А. В вихре века. М.: Московский рабочий, 1987. С. 166. .

Что касается Великобритании, то местный политический и культурный ландшафт не являлся столь благоприятным, чтобы можно было превратить посольство в Лондоне в просоветский интеллектуальный и культурный центр. Тем не менее и в этом учреждении работали такие выдающиеся и талантливые дипломаты, как, например, бывший меньшевик Иван Майский, сыгравший весьма существенную роль в деле привлечения западных интеллектуалов на сторону коммунизма. Подобно Аросеву и прочим пламенным революционерам своего поколения, Майский уже имел весьма длительный опыт работы в Западной Европе. Английским и французским он овладел еще во время своей эмиграции, начавшейся в 1908 году. В 1920-х годах он наладил тесные связи в системе культурной дипломатии Каменевой, а в 1932-м был назначен советским послом в Лондоне (и занимал эту должность до 1943 года) [57] Выжив во времена Большого террора, как и Эренбург, Майский так же активно способствовал десталинизации во время оттепели. English R.D. Russia and the Idea of the West: Gorbachev, Intellectuals, and the End of the Cold War. New York: Columbia University Press, 2000. P. 91, 283 [примеч. 192]. .

Поглощенность Майского делами английского Министерства иностранных дел и политического истеблишмента особенно подчеркивалась слабостью Коммунистической партии и вообще леворадикального политического крыла в Британии. Являясь протеже наркома иностранных дел М.М. Литвинова, Майский был направлен в Лондон в 1932 году (т.е. в тот самый момент, когда советское руководство, как мы увидим в следующей главе, пыталось завербовать ультраправых националистов в Германии) с миссией улучшения отношений с британскими консерваторами {663} 663 Чубарьян А.О. Предисловие // Майский И.М. Дневник дипломата: Лондон, 1934–1943: В 2 т. М.: Наука, 2006. Т. 1. С. 6. . При этом, однако, в 1930-е годы в Британии (возможно, впервые) появилась более-менее многочисленная радикальная интеллигенция и (опять же впервые) усилиями таких деятелей, как Джон Стрейчи, Гарольд Дж. Ласки и супруги Вебб, советский коммунизм стал рассматриваться как «респектабельное» явление. Так, Сидней и Беатрис Вебб — представители элиты, для которых важнее политических различий нередко были «семейные, школьные, университетские, профессиональные и клубные узы» {664} 664 Wood N. Communism and British Intellectuals. London: Victor Gollancz, 1959. P. 31,43–47. , — стали для Майского тем звеном, которое позволило связать высокую политику Министерства иностранных дел и общественное мнение британских интеллектуалов. Проведя один из многочисленных уикендов в Пассфилд-Корнер (загородном доме Веббов), Майский оставил в своем дневнике запись о том, как он любит этот тихий островок интеллектуальной жизни, где книги и рукописи ценятся намного выше, чем какие-либо проявления роскоши {665} 665 Майский И.М. Дневник дипломата. Т. 1. С. 410–411. .