Майкл Дэвид-Фокс - Витрины великого эксперимента. Культурная дипломатия Советского Союза и его западные гости, 1921-1941 годы

Более того, Советский Союз смог пробудить у иностранцев левого толка эмоциональную самоидентификацию со страной социализма, т.е. то чувство, которое крайний национализм, основанный на идеологии расового превосходства, пробудить был не способен. Советское государство могло бы значительно изменить свои интернациональные устои к 1930-м годам, представив Москву мировой путеводной звездой и центром прогресса, но оно продолжало активно проводить мысль о том, что СССР стал новой родиной для иностранных критиков капитализма. Для негерманцев национал-социализм предусматривал только восхищение и подражание и по определению запрещал членство в «расовой общности» (Volksgemeinschaft) — коммунизм для людей без советского паспорта предоставлял возможность настоящего участия. Даже буржуазия могла присоединиться, поскольку лучшая ее часть, как и свои перевоспитанные «буржуазные специалисты», могла, по сталинской формулировке 1932 года, совершить «переход в сторону пролетариата» {863} 863 Радек К. Интеллигенция и Октябрь (предисловие) // Глазами иностранцев. С. xi. (Здесь Радек использует сталинскую фразу о реабилитации «буржуазных специалистов», но на сей раз относительно зарубежных интеллектуалов.) О претензиях Советского Союза заменить США и Палестину в качестве «идеологического Vaterland» для американских евреев см.: Soyer D. Back to the Future: American Jews Visit the Soviet Union in the 1920s and 1930s // Jewish Social Studies. 2000. Vol. 6. № 3. P. 124–159. . Иностранцам предлагалось ощутить чувство сопричастности к родине социализма.

Одним из лучших примеров подобного эмоционального самоотождествления с Советским Союзом является случай американца Поля Робсона, которого работники ВОКСа восхваляли как «известнейшего негритянского певца и актера». К 1934 году, ко времени первого визита Робсона (и его жены Эсланды Гуд) в СССР, уже сотни «чернокожих пилигримов» из США и региона Карибского бассейна завязали и укрепили множество связей между «черными и красными», иногда оставаясь в СССР надолго и даже навсегда, что коснулось и нескольких наиболее влиятельных чернокожих интеллектуалов XX века {864} 864 Baldwin K.A. Beyond the Color Line and the Iron Curtain: Reading Encounters between Black and Red, 1922–1963. Durham, NC: Duke University Press, 2002; Blakely A. Russia and the Negro: Blacks in Russian History and Thought. Washington, D.C.: Howard University Press, 1986. Ch. 7; Carew J.G. Blacks, Reds, and Russians: Sojourners in Search of the Soviet Promise. New Brunswick: Rutgers University Press, 2008. Ch. 9. . Как и его предшественников, Робсона вдохновлял образ нового общества, свободного от расизма. В этом смысле Робсон может считаться «образцовым» гостем: как и Жид, он оказался привлеченным к советскому социализму лишь одной его чертой, окрасившей и затмившей все остальные. Для феминисток и феминистов такой чертой, естественно, являлось освобождение женщины. Для этих политических деятелей те идеалы, за которые они боролись дома, стали важнейшим фактором в их сочувствии революции. Точно так же Советский Союз рассматривал сочувствующих иностранных специалистов сквозь призму важнейших для них профессиональных интересов. Как высказался, рассуждая об американских путешественниках, Льюис С. Фейер, «социальный работник был готов увидеть в Советском Союзе своего рода общину Халл-хауз, только в государственном масштабе…; прогрессивный работник образования готов был видеть в советском эксперименте общенародную экспериментальную школу» {865} 865 Feuer L.S. American Travelers to the Soviet Union 1917–1932: The Formation of a Component of New Deal Ideology // American Quarterly. 1962. Vol. 42. № 2. P. 119149 [цит. с. 121]. .

Однако в отличие от Жида у Робсона не было оснований для беспокойства, которое бы усугублялось личным опытом и знанием Страны Советов. Наоборот, при каждом новом визите он все больше чувствовал себя как дома. Афроамериканские гости Советского Союза первых десятилетий его существования отмечали не просто полное отсутствие расизма, а теплый и даже восторженный прием, постоянно подогревавшийся советским интернационализмом. В 1930-х годах чернокожим гостям часто предлагали становиться в начало очередей за теми или иными товарами и даже вообще не платить за них. Широко известно заявление Робсона о том, что только посещение Советского Союза дало ему возможность «впервые в полной мере почувствовать себя человеком» {866} 866 Blakely A. Russia and the Negro. P. 84, 98, 100–101; Baldwin K.A. Beyond the Color Line. P. 207. .

«Советофилия» Робсона также включала в себя здоровую долю «русофилии». Негритянский певец выучился довольно бегло говорить по-русски; разговаривая в отеле со своим персональным гидом, музыкант прямо связал свою любовь к русской культуре с прекрасным приемом, оказанным ему русскими {867} 867 [Неозаглавленный отчет], 26 июля 1935 г. // ГАРФ. Ф. 5283. Оп. 3. Д. 655. Л. 4. . Для многих приезжавших в СССР интеллектуалов выражения симпатии к советской системе существенно облегчались погружением в русскую культуру. Робсон развил в себе страсть к Пушкину, ставшему, вскоре после того как певец зачастил в СССР, центральным объектом грандиозного культа в рамках советской культуры.

Кроме того, Робсон буквально влюбился в русский фольклор, и именно эта эстетика народного творчества одарила его славой и огромной популярностью среди советской аудитории. Как и некоторое число других чернокожих интеллектуалов, Робсон желал прозондировать местные настроения с целью обнаружить среди русских сходство и солидарность с угнетенными неевропейскими и африканскими народами. Во время своего визита 1935 года (одного из множества кратких путешествий периода между 1934 и 1938 годами) Робсон произвел большое впечатление на чиновника ВОКСа Исидора Амдура, заявив, что, на его взгляд, русские народные песни по мелодике очень напоминают африканскую музыку. Амдур докладывал своему начальству, что «из всех европейских языков русский язык, по его [Робсона] словам, самый близкий к негритянскому языку, так как именно русский язык ближе связан с Востоком» {868} 868 Поль Робсон и жена. И.А. Амдур, 23 июля 1935 г. // ГАРФ. Ф. 5283. Оп. 3. Д. 65. Л. 5. . [73] ВОКС, советское посольство в Вашингтоне и лондонское общество друзей СССР (Британское общество культурных связей) постоянно превозносили Робсона как большого и верного друга советского государства, тем более что он был довольно активным членом Британского общества, — см.: Беседа с Полем Робсоном, 23 мая 1937 г. // Там же. Оп. 1а. Д. 371. Л. 51; [Первый секретарь советского посольства в США Д. Чубахин — главе англо-американского сектора ВОКСа Кисловой], 15 марта 1940 г. // Там же. Оп. 2а. Д. 4. Л. 102. Робсон разработал теорию всеобщности фольклорной музыки, основанную на пентатонной шкале, — нечто вроде его «собственного представления об универсальности», согласно формулировке Болдуина. Другими словами, культурная миссия Робсона по пропаганде и исполнению фольклорной музыки точно совпадала с его оценкой советской национальной политики, стремящейся сохранять национальные культурные традиции, но при этом всемерно поощрять интернационализм. Материалы ВОКСа по визиту Робсона 1935 года подтверждают его особый интерес к советской национальной политике, которая — как он в состоянии эйфории признавал в разговорах о достижениях союзных республик и на встречах с этнографами — открывала полную возможность воплотить равенство народов и в то же время развивать и сохранять культурные традиции национальных меньшинств {869} 869 Робсон встречался с этнографами в январе 1935 года в Ленинграде: ГАРФ. Ф. 5283. Оп. 3. Д. 655. Л. 7, 8, 15. Об особой привлекательности советской национальной политики для Робсона см.: Baldwin K.A. Beyond the Color Line. P. 210–211. .