Иван Беляев - У истоков Руси

О просвещении и книжном учении духовенства мы уже упоминали выше и привели свидетельство летописей о том, как высоко ценилось это просвещение тогдашними русскими людьми, как князья, бояре и простые люди стекались в церкви из разных городов, чтобы слушать поучения знаменитых проповедников и церковных учителей того времени. Но кроме летописных свидетельств до нас дошло несколько и самых литературных памятников того времени знаменитых пастырей церкви. Так, от знаменитого проповедника, русского златоуста XII века Кирилла Туровского мы имеем одиннадцать поучений, говоренных в церкви, три наставления, писанные к разным лицам, великий покаянный канон, изображающий искренний горький плач души о грехах перед Господом, и тридцать молитв, расположенных по дням. Дошедшие до нас труды Кирилла Туровского обличают в авторе высокий ум, глубокое истинно христианское чувство и близкое изучение как Священного Писания, так и литературы Отцов Церкви. Между словами Кирилла Туровского есть одно явно говорящее без приготовления – это слово, произнесенное в пятую неделю по Пасхе, по случаю малочисленности собравшихся слушателей. Чтобы нагляднее выразить характер проповедей нашего древнего проповедника и яснее показать его проповеднические способности, я считаю здесь нелишним представить вполне это импровизованное слово. Вот оно:

«Я убо, друзья и братья! Надеялся на всякую неделю более собирать в церковь людей, на послушание божественных словес, ныне же пришло меньше. Но ежели бы я говорил от себя, то вы хорошо бы делали не приходя слушать; ныне же я вам владычнее возвещаю, читаю вам грамоту Христову. Ежели кто принесет в город грамоту цареву или княжую, к сущим под рукою его; то не спрашивают жития принесшего, богат ли, убог ли, грешен ли, или праведен; но слушают только что мое в грамоте, и стараются, чтобы ничего не было забыто, а кто которое слово путем не расслышит, то спрашивает слышавшего, и ежели какой бесчинник сделает шум, то с побоями прогоняют его, как пакость творящего. Ежели же такое внимание потребно к земному князю; то кольми паче вы должны быть внимательны здесь, где беседует Владыка ангелов. Тем молю вас пришедших сюда поучайте не приходящих и увещевайте их приходить в церковь, вы бо вкусили от меду учения, они же нисколько. Вкусите, рече, видите, яко благ Господь. Весте бо, яко изводяй достойного от недостойного, яко уста суть Христова. А понеже убо сия изрекох, послушайте же да поучу вас о молитве; тою бо исправляется всяко доброе, ежели от умиленна сердца изходит, яко благоухание к Богу восходит; того ради и пророк глаголет: да исправится молитва моя, яко и кадило пред тобою. Почто же яко и кадилу молит исправиться молитве? За тем что фимиам издает благоухание, когда будет на огне; так и молитва, когда от горяча сердца будет, то яко благоухание к Богу восходить. Теперь уразумели ли то, что поется. Я и большему научу вас, ежели вы будете внимать и захотите учиться; а ежели не будете внимать, то и я, и нехотя, умолкну; а вы будете осуждены тем, что, имея учащего, не внимали. Како бы вы захотели пройдти такой путь, какой прошла Южская Царица, чтобы слышать премудрость Соломонову? И се боли Соломона зде: не меня ради, я грешник, а евангельского ради пропоповедания и апостольского учения. Поведайте мне братие: ежели бы кто при восходе солнца зажмурил свои очи, не желая видеть света сего, и говоря тьма лучше света: то стал ли бы кто жалеть о нем, не паче ли возненавидели и отверглись его. То же должно сказать и о словеси учения: слово божие в писании называется свет и свет сей божий видимого сего света, ибо сей просвещает плотские очи, а тот душевные; того ради и пророк Давыд глаголет к Богу: светильник ногам моим закон твой и свет стезям моим, и паки Исаия; людие седящие во тме видеша свет велий. Кто убо помину нехотящего свету видети? Сколько вас приходит в церковь, понуждайте нехотящих приходить, и чтобы никто не говорил, я занят иными делами; вспомните о тех званных на царскую вечерю, которые также приводили разные изветы: ов рече, супрут волов хочу искусити, ов же села куплепнато сыдядати, ин же жену поят, и про то разгневался на них Царь. А вы ужели одного часа не можете уделить Богу? Отвечайте мне на мой вопрос: ежели бы я по вся дни раздавал злато или серебро, или мед или пиво, не приходили ли бы наперед друг перед другом? Ныне же словеса Божия раздаю, лучша паче злата и камения драгаго, и слажына паче меда и сота; и вы лишаетесь их не приходя в церковь. Тех же и злословлю и укоряю, якоже вас приходящих хвалю и благословляю; каждаго же из вас, приходящих сюда и вкушающих духовного сего меду, молю: аще суседа имеете, или родина, или жену, или дети, зовите их всех в церковь и поучайтеся душеполезным словесем, да и зде богоугодно поживше и вечных благ наследници будем о Христе Иисусе Господе нашем, ему же слава».

Другим драгоценным памятником духовной русской литературы, современной Суздальщине, служит послание Симона, епископа Суздальского и Владимирского, к киево-печерскому иноку Поликарпу. Поводом к написанию этого послания было письмо Поликарпа к Симону, в котором он жаловался на киево-печерского архимандрита Акиндина, и вообще на свое плохое положение в Печерском монастыре, и на безуспешность искательств игуменства в монастырях Козмы и Дамиана и Св. Димитрия. Симон в своем послании к Поликарпу, обличая неосновательность его жалоб и несообразность их с обетами иночества, в образец иноческой жизни приводит четырнадцать сказаний о подвижнической жизни святых иноков, живших в разное время в Киево-Печерском монастыре; и, желая возбудить в Поликарпе более благоговение к святости Печерской обители, рассказывает о чудесном построении Печерской церкви Пресвятые Богородицы, о поставлении трапезы или престола и об освящении престола и между прочим говорит, что он, Симон, желал бы отказаться от епископства и оставить всю славу и власть, чтобы хворостиной торчать в воротах Печерского монастыря. В этом послании Симон умел совместить художественную изящность с самою высокою простотою изложения и с такою искренностью чувства и глубоким пониманием духовной жизни, что труд его до сего времени служит лучшим украшением нашей поучительно-повествовательной духовной литературы.

Третьим замечательным памятником духовной литературы во время Суздальщины служат двенадцать сказаний о святых иноках Киево-Печерского монастыря, писанных для архимандрита Акиндина тем самым иноком Поликарпом, к которому писал свое прекрасное послание епископ Симон. Труд Поликарпа по изящной простоте, живости и стройности рассказа обличает в авторе высокого художника повествователя, хотя он и ниже послания Симона. Особенною теплотою и простотою дышат рассказы Поликарпа о блаженном Прохоре-лебеднике, о Марке Печернике, о Феофиле, учении Марка Печерника, о Спиридоне-просфорнике и о Пимене-многоболезненном. Для образца вот начало рассказа о Пимене: «О блаженном сем Пимене слово вземше, на исповедание снидем крепкого его страдания, да увемы, како со благодарением имамы болезни терпети доблественно, и како сила Божия в немощах совершается. Сей убо блаженный Пимен болен родися на свет, болен и возрасте, сия телесная болезнь места в нем душевней недаде. Чисть бо от всякого порока бысть и от утробы материи скверного непозна греха».