Тамара Красовицкая - Генеральный секретарь ЦК КПСС, первый президент СССР Михаил Сергеевич Горбачёв

Но в общество проникали сведения о моральном разложении, нарушениях законности, безнаказанности. Дня не проходило без злого анекдота, который рассказывался уже без утайки, без боязни «сталинского воронка» по вечерам.

Михаил Горбачёв и Рональд Рейган. Рейкьявик, 12 октября 1986 г.

От М. С. Горбачёва потребовались особые качества решать кадровую проблему. Председатель Совета Министров РСФСР с 1983 года В. И. Воротников выделял манеру Горбачёва «вести “доверительный разговор”. Создается полная иллюзия откровенности, настоящего товарищества, стремления посоветоваться, узнать мнение собеседника. Я очень долго находился в плену такого «товарищества». Верил в искренность отношения ко мне и отвечал взаимностью. Восхищался его способностью приблизить к себе, покорить своим обаянием. Лишь много позже, приблизительно с середины 1987 года, а особенно в 1988 году, понял, что это была лишь имитация, видимость товарищества, дружбы. Он действительно нуждался в совете, мнении собеседника, но лишь настолько, насколько это позволяло “привязать” партнера к своей идее, своей позиции. Причем манера формулировать свою позицию, выражать свои взгляды да и просто информировать о чем-то была весьма своеобразной. Он говорил, не завершая мысль, как-то обрывочно, намеками и полунамеками, с подтекстом (мол, тебе и так все ясно)… Всегдашняя готовность к маневру, к балансированию, к выбору решения в зависимости от ситуации… Увы, это была не политическая тактика, не маневрирование, оправданное и необходимое ради достижения определенной цели. Это была черта характера. Горбачёв менял не тактику, а стратегию, менял убеждения, соратников, товарищей. И – ради личных, корыстных интересов. Итог деятельности М. С. Горбачёва плачевен. И для него тоже – его покинули прежние сторонники».

Пресс-конференция Генерального секретаря ЦК КПСС Михаила Горбачёва в рамках советско-американских переговоров на высшем уровне в Рейкьявике. 1986 г.

Горбачёв хотел удалить возможных соперников в Политбюро, Г. В. Романова и В. В. Гришина в первую очередь. В новых людях хозяин Кремля видел надежных помощников. В руководство вошел А. Н. Яковлев, опальный чиновник ЦК, отправленный послом в Канаду. Горбачёв вернул его в ЦК. В Политбюро введены Е. К. Лигачёв, Н. И. Рыжков, В. М. Чебриков, из Свердловска вызван Б. Н. Ельцин. Изменился состав Политбюро, пополненный Н. Н. Слюньковым, А. Н. Яковлевым и В. П. Никоновым. Кандидатом в члены Политбюро избрали Д. Т. Язова, сменившего на посту министра обороны СССР Е. Е. Соколова.

Толчком для замены Соколова послужил казус с полетом и приземлением на Красной площади Руста. На обратном пути в самолете, обсуждая это событие с Михаилом Сергеевичем, Э. А. Шеварднадзе, не сговариваясь, советовал ему принять самые жесткие меры в отношении руководства Министерства обороны. Как выяснилось, такой же позиции придерживалось и все Политбюро.

Рухнула Берлинская стена.

Постоянно шли чистки. К февралю 1989 года переизбраны 89 тысяч партийных секретарей на среднем и нижнем уровнях. Особенно трудно шла замена первых секретарей союзных республик и руководителей компартий социалистических стран. Последний шаг был ступенью в овладении властью над всем социалистическим лагерем.

Надежды общества на то, что сменивший престарелых и едва передвигавшихся старцев молодой Горбачёв поправит дело, таяли. Имидж генсека начал падать. При встречах население выказывало недовольство отсутствием конкретного курса на перестройку всего общества, сдерживанием инициативы самих народных масс. «В сущности, перестройка в изначальном ее понимании завершилась, – отмечал Яковлев в своей книге «Горькая чаша…», – она не могла не завершиться, ибо уже в 1987–1988 годах на практическую ногу встал вопрос о смене сути и характера общественного уклада». Но Яковлев и сам еще убежден, что перестройка – это «возвращение к ленинизму». Надо было либо откровенно лукавить, либо искренне заблуждаться. Годы спустя Михаил Сергеевич не постеснялся признаться: «Мы все разделяли иллюзии…» Позднее, уже разойдясь со своим духовником первых перестроечных лет, Горбачёв в сердцах обзовет его «заведующим Агитпропом всех эпох – от Брежнева до Ельцина».

Главный редактор журнала «Огонек» Виталий Коротич вспоминал «об очень важном своем контакте с Горбачёвым, настолько все в нем было характерно. В феврале 1988 года мы с Евгением Евтушенко поехали выступить в Ленинград. Вечер проходил в огромном дворце «Юбилейный» – несколько тысяч слушателей, много друзей-писателей за кулисами. Короче говоря, зал был «наш», и зал этот очень чутко реагировал на все сказанное.

Рано утром на следующий день я возвратился поездом «Красная стрела» в Москву. Заехал домой, переоделся и в десять утра был уже в «Огоньке». А в одиннадцать позвонил Горбачёв: «Ты что делаешь?..» Он был со всеми на ты, а с ним полагалось общаться на вы.

…В паузах громовой речи, с упоминанием моей мамы и других ближайших родственников, Горбачёв указывал на толстую стопку бумаги, лежавшую перед ним, и орал: «Вот все, что ты нес прошлым вечером в Ленинграде! Вот как ты оскорблял достойных людей! Я что, сам не знаю, с кем мне работать? Кто лидер перестройки, я или ты?!» «Вы, – категорически уверил я Горбачёва. – Конечно же, вы, и никто другой!» «То-то», – сказал генсек, внезапно успокаиваясь, и дал мне бутерброд с колбасой».

Отметим возросшую психологическую нагрузку на Михаила Сергеевича, его традицию опираться на верное плечо своей жены, Раисы Максимовны, ее знакомство с научным объяснением общественных процессов. В это время любому лектору, даже если он выступал по теме, далекой от политики, задавали вопросы о Раисе Максимовне и ее роли в руководстве партией и государством. В архивных отчетах руководителей пропагандистских групп по разъяснению цели и задач перестройки приводятся наиболее характерные вопросы, которые задавали слушатели. Из них видно, что чаще других задавались вопросы, связанные с Раисой Максимовной Горбачёвой.

В декабре 1987 года Горбачёв дал интервью американскому журналисту, корреспонденту Эн-би-си Тому Брокау.

– Обсуждаете ли вы вечером дома с женой вопросы внутренней политики, политические трудности и прочие проблемы страны? – спросил Брокау.

– Мы все обсуждаем, – последовал ответ генсека.

Корреспондент уточнил: