Ольга Агеева - Императрица Всероссийская Анна Иоанновна

Свадьба карликов. Гравюра начала XVIII в.

Церковное бракосочетание было совершено в домашней часовне по русскому обряду на славянском языке с обращением к герцогу по латыни. При этом некоторые из русских обрядов, например, зажженные свечи в руках брачующихся, были отменены, так как царь старался не досаждать герцогу этими «странными, чуждыми обрядами».

Сразу после таинства венчания во дворце начался пир. Новобрачные сидели под балдахином из алого бархата, украшенного по-европейски венцами из листьев бука и драгоценных камней. Гости, русские и немецкие дамы и кавалеры, разместились за несколькими столами. Ходом застолья распоряжались царь-маршал, который предлагал заздравные тосты, и 24 шафера-подмаршала, передававшие гостям чаши с вином. Каждый тост сопровождался пушечной пальбой. После кушанья начался бал. Танцевали по-польски и по-французски до двух часов ночи, и затем проводили молодых в опочивальню.

На следующий день, 1 ноября, пир дал всему обществу герцог. Под пушечную пальбу на нем было выпито 17 заздравных чаш. Затем для увеселения публики в зал внесли два пирога и установили их на столах. Когда пироги были разрезаны, из них вышли две карлицы во французских платьях с модными высокими прическами, произнесли приветствие и под музыку изящно станцевали менуэт прямо на столах. Между танцами, длившими до полуночи, прямо на Неве был сожжен великолепный фейерверк, подготовленный царем. В оформлении огненной потехи «горели» инициалы жениха и невесты, фигура купидона, сковывавшего молотом два сердца, и другие аллегорические изображения.

На заключительный день свадьбы, 2 ноября, была отдана дань вероисповеданию герцога – его придворный пастор произнес новобрачным проповедь.

В последующие дни торжества последовали пиры у герцога и русских вельмож, а затем 14 ноября шутовская свадьба придворных карликов, в которой придворное общество выступало зрителями. Карликов-гостей для праздника по указу Петра свезли со всей страны в Петербург и здесь нарядили в галунные платья и золотые кафтаны. В день венчания, прошедшего в Петропавловском соборе, в свадебном поезде во главе с карликом-маршалом и самим царем было до 60 маленьких участников. Затем во дворце Меншикова был устроен пир. В центре зала были накрыты маленькие столы с миниатюрной посудой, а по стенам устроены лавки для зрителей. Жених и невеста сидели друг против друга под драпировками и двумя зелеными венками. После застолья последовали танцы, во время которых пьяные карлики падали, ползали, давали друг другу пощечины, бранились и производили иные шутовские действия. Все это происходило под общий хохот и веселье. Иностранные дипломаты проявили неподдельный интерес к редкому при европейских дворах развлечению и оставили его описание в своих сочинениях.

Между тем в Петербурге продолжались пиры, балы и фейерверки, устраиваемые знатными вельможами. В этих увеселениях двух дворов русские дамы показывали быстро освоенное умение вести светские беседы, танцевать, участвовать в общих застольях. Так, задолго до знаменитого указа об ассамблеях 1718 года на свадьбе Анны Иоанновны было покончено с теремным затворничеством и русские высокопоставленные дамы «вышли в свет».

Через два месяца после бракосочетания в первых числах января царевна Анна Иоанновна и ее супруг герцог Фридрих Вильгельм засобирались домой, в Курляндию. Однако как только они покинули Петербург, случилось несчастье. Недалеко от города, на Кипенской мызе, 9 января молодой герцог умер. Что было причиной скоропостижной ранней смерти, точно не установлено. Злые языки говорили, что здоровье герцога подорвали бурные возлияния при русском дворе, в которых он участвовал. Так Анна внезапно стала герцогиней-вдовой небольшого немецкого герцогства, в котором никогда прежде не бывала.

Успела ли за два месяца Анна привязаться к молодому мужу, ее ровеснику, начала ли осваивать роль правящей герцогини перед окружающими, неизвестно. Два месяца – слишком короткий срок. Но только кончина герцога сразу перечеркнула все планы и надежды на будущее и поставила 17-летнюю Анну в незавидное положение. Статус вдовы, не имевшей детей-наследников, давал ей весьма скромные права, в основном представительские и финансовые. По брачному договору Анна получала незначительные доходы с разоренного войной домена Кетлеров и право постоянно жить в митавском дворце и замке. Как член правящего дома, в определенной мере она могла вмешиваться и в политические вопросы. Это право интриговать в политике герцогине обеспечивала стоявшая за ней мощная соседка Курляндии – Россия. Реальная же власть в Митаве принадлежала курляндскому дворянству, собиравшемуся на Совет, и вновь получившему властные полномочия герцогу Фердинанду. Впрочем, на руках у Анны была и козырная карта – возможность нового замужества с каким-либо представителем знатной европейской фамилии. Она придавала особую значимость молодой курляндской вдовушке. Что же касается жениха-претендента, то он получал потенциальное право на власть в герцогстве и супругу, обеспеченную приданым (7-й пункт договора!).

Анна Иоанновна.

Как же сложилась жизнь 17-летней царевны – герцогини? Первый год своего вдовства Анна провела в России, в любимом подмосковном Измайлове. А затем дядюшка-царь, оценив дипломатические выгоды нового положения племянницы, занялся устройством ее жизни на чужбине. Царь, не жалевший и своей жизни для интересов вверенной ему державы, как диктатор распорядился немецкими правами Анны. Он велел ей отправляться в Курляндию в герцогский замок и жить там, представляя Россию.

В 1712 году герцогиня выехала на чужбину и осенью прибыла к месту своей вдовьей «службы». Вместе с Анной царь отправил в Курляндию опытного дипломата Петра Михайловича Бестужева-Рюмина, который имел статус главы двора герцогини – обер-гофмейстера. Основной же ролью Бестужева было отстаивание прав Анны перед курляндским дворянством, которое более чем прагматично относилось к пришелице с востока, наблюдение за его политическими тяжбами с польской короной и герцогом Фердинандом.

Курляндские политические хитросплетения, действия обер-гофмейстера и его советы стали неоценимой школой для Анны. Наблюдая за местными тяжбами, она набиралась бесценного опыта конфликтного общения с враждебной средой, высчитывания своих шагов и обретения союзников. Все это в дальнейшем пригодилось ей уже в России. К тому же Анна взрослела. Приехав в Митаву в 18 лет, с годами она постепенно обрела вкус к самостоятельности, что, впрочем, далось ей нелегко.