Виктор Захаров - Императрица Всероссийская Елизавета Петровна

Кроме того, Наталья Лопухина была и оставалась, говоря современным языком, светской львицей. Она была хороша собой, наряжалась по последней французской моде, некоторым казалось, что она осмеливается соперничать при этом с самой императрицей. Скорее всего, это досужие придворные сплетни, но не исключено, что и Елизавета испытывала неприязнь к своей слишком эффектной статс-даме.

Это и стало основой для создания целого дела о «государственной измене». Началось все с того, что маркиз Ботта, бывший австрийским послом в России до 1742 г., будучи переведенным в Берлин в 1743 г., рассказал там, что положение Елизаветы Петровны на троне не является прочным, во многих знатных домах в Петербурге, где он бывал, ей недовольны, надеются на возвращение на трон «императора Иоанна». Об этих рассказах Ботты стало известно французским дипломатам в Берлине, информация на сей счет была тут же передана в Петербург д’Аллиону. Тот познакомил с ней Лестока. Стало ясно, что Ботта бывал среди прочих и в доме Лопухиных. На Наталью Фёдоровну с ее невоздержанным языком «компромат» было найти нетрудно.

Кроме того, агенты Лестока втерлись в компанию к сыну Натальи Ивану, чтобы подпоить его и добиться нужных им откровений. Что и удалось. Иван Лопухин, будучи под хмелем, говорил о предосудительном поведении императрицы Елизаветы, что она окружена «дурными людьми», о ненадежности ее охраны, о вероятном вскоре возвращении к власти «принца Иоанна». Последовал донос в Тайную канцелярию, и та взялась за дело. Были арестованы Наталья Фёдоровна Лопухина, ее сын Иван и муж Степан. В круг общения Лопухиных входила и Анна Гавриловна Бестужева, которую следователи также привлекли к делу, добившись, чтобы Лопухины дали против нее показания. Именно вовлечение Бестужевой было важно для Лестока и сотрудничавших с ним французских и прусских дипломатов. Ведь муж Анны Гавриловны Михаил Петрович являлся братом А. П. Бестужева-Рюмина, против кого и была направлена вся эта интрига.

Следствие велось с применением пыток и истязаний, в том числе и по отношению к женщинам. Подследственные во всем признались. Суд приговорил большинство обвиненных к жестоким казням. Елизавета Петровна вновь проявила милосердие. Жизнь всем была сохранена. Анну Бестужеву, Наталью Лопухину, ее мужа и сына публично били кнутом, вырезали им языки и отправили в ссылку.

А вот главной цели инициаторы этого дела не достигли. Свалить Бестужевых не удалось. Михаил Петрович отрекся от всех «преступлений» своей жены и от нее самой, получил даже часть ее конфискованного имущества и в качестве вознаграждения «за невинное терпение» получил высокое назначение – пост посла в Берлине. За этим стоял его брат Алексей Петрович, который сумел отвести от себя и своих родственников все подозрения, сохранить свой пост и влияние во внешнеполитических делах. Видимо, Елизавета Петровна по-прежнему высоко ценила его качества государственного деятеля. А с Лопухиными она расправилась столь жестоко, видимо, из неприязни к лицам из окружения прежних правительниц и опасения возможного заговора в пользу Иоанна Антоновича. Недаром в связи с делом Лопухиных брауншвейгское семейство было переведено из пригорода Риги – вглубь страны, в Раненбург. Это означало, что их выезд за границу отменялся и им предстоит заточение в России.

Но в середине 40-х гг. противники Бестужева, в том числе и среди зарубежных дипломатов, были еще сильны. Его курс в поддержку Австрии и Марии Терезии по-прежнему испытывал сильное противодействие со стороны Франции и Пруссии. Это проявилось еще в одном важном тогда для двора и лично для Елизаветы деле – приглашении наследника престола, поиска для него невесты и приезда ее в Россию.

Что касается наследника трона, особого выбора у Елизаветы Петровны не было. Собственных детей, по крайней мере рожденных в официальном браке, у нее не было. Самым близким ее родственником оставался племянник, голштинский принц Карл Петер Ульрих, сын ее сестры Анны, скончавшейся в 1728 г. В принципе, если формально следовать завещанию Екатерины I, он мог быть провозглашен императором сразу после свержения Иоанна Антоновича. Не случайно в правление брауншвейгского семейства власти считали его не менее опасным, чем Елизавету.

Тем не менее Елизавета Петровна предпочла лично взойти на трон, а племянника пригласить в качестве наследника. Причем это было сделано практически немедленно. Императрица, очевидно, рассчитывала, что присутствие законного наследника при дворе будет способствовать упрочению ее положения у власти, уменьшит риск всякого рода вмешательства извне. Уже в январе 1742 г., т. е. через два месяца после восшествия Елизаветы на трон, в Петербург прибыл ее племянник голштинский принц Карл Петер Ульрих, худенький четырнадцатилетний отрок, в сопровождении своего гофмаршала Отто фон Брюмера. Он принял участие в коронации императрицы в апреле 1742 г. в качестве наследника трона. В ноябре Карл Петер Ульрих был крещен по православному обряду и принял имя Петра Фёдоровича с титулом великого князя.

Теперь следовало позаботиться и о его будущем браке, чтобы обеспечить дальнейшее продолжение правящей династии. Невесту для наследника российской императорской короны надлежало найти среди европейских принцесс. Конечно, все они были либо католичками, либо лютеранками, но предполагалась, что избранница великого князя примет православие и пройдет тот же духовный путь, что и жених.

Портрет великой княгини Екатерины Алексеевны. Художник Г. Х. Гроот.

Конечно, при этом не обошлось без политики. Бестужев-Рюмин в свете укрепления союза России с Австрией выступил в поддержку кандидатуры дочери курфюрста саксонского, союзника Марии Терезии, враждовавшего с прусским королем Фридрихом II. Тем не менее в данном случае верх одержали сторонники Пруссии. Елизавета Петровна последовала совету Фридриха II избрать в невесты наследнику принцессу из небольшого Ангальт-Цербстского княжества Софию Фредерику Августу. Правящим князем там состоял ее дядя, а отец находился на службе прусского короля в чине полковника, был комендантом крепости Штеттин (ныне – Щецин в Польше). В этой крепости и появилась на свет София Фредерика Августа, известная тогда под именем принцесса Фике, а впоследствии как российская императрица Екатерина II. Елизавета сделала выбор в пользу принцессы Фике и потому, что ее семья находилась в родстве с голштинской династией, в то время как иные германские принцессы принадлежали к разветвленной родне брауншвейгских герцогов, за которой стояла тень несчастного императора Иоанна. Мать Софии Фредерики Августы принцесса Иоганна Елизавета была двоюродной сестрой Голштинского герцога Карла Фридриха, мужа Анны Петровны, сестры Елизаветы, матери Петра Фёдоровича. Следовательно, жених и невеста были троюродными братом и сестрой.