Марк Вишняк - Дань прошлому

В октябре 17-го года в России лозунги были другие, не те были обвинения, и посулы, но и тогда, как и сейчас, фальшивые обвинения и посулы исходили из того же источника, вдохновлялись одинаковыми замыслами и перекладывали вину с больной головы на здоровую.

В октябре 17-го года большевики представляли собой лишь "маленькую, но хорошо организованную и централизованную силу", но вооружена она была не одними только винтовками и ручными гранатами. В ее обладании было оружие и взрывчатые вещества другого порядка: обещание немедленного окончания войны и мира всему миру, справедливого и всеобщего с правом национального самоопределения вплоть до одностороннего отделения; немедленная передача земли крестьянам; немедленный созыв Учредительного Собрания; рабочий контроль на фабриках и заводах; отмена смертной казни даже для дезертиров с фронта.

Требовалась громадная выдержка и высоко развитое политическое сознание, чтобы не прельститься всем этим и не поддаться большевизму. Вековая темнота и невежество, как и чистая вера и энтузиазм, были одинаково использованы "профессиональными революционерами" для осуществления неосуществимого. Октябрь не был, конечно, неизбежен, - он мог и не удастся. И когда он победил, мало кто думал, что это всерьез и надолго.

Сами большевики этого не думали. "Самое удивительное это то, что так-таки и не нашлось никого, кто немедленно выкатил бы нас на тачке", - признавался Ленин. И позднее: "Советской власти помогает чудо... Чудо - октябрьский переворот. Чудо - польская война. Чудо - трехлетняя выносливость русского мужика и рабочего".

То же утверждал и Троцкий: "что советская Россия в состоянии бороться и даже просто жить, этот факт есть величайшее историческое чудо". И еще. "Все осыпалось, не за что было зацепиться, положение казалось непоправимым... В течение месяца здесь (под Казанью) решалась заново судьба революции (октябрьской)... Многого ли в те дни не хватало для того, чтобы опрокинуть революцию?.. Здесь (под Свияжском) судьба революции в наиболее критические моменты зависела от одного батальона, от одной роты, от стойкости одного комиссара, т. е. висела на волоске. И так изо дня в день" (Л. Троцкий "Моя Жизнь". Т. II, 125-126).

Что и большевики ошиблись, и события повернулись в выгодную для них сторону, им ни в какой степени не повредило. Легкомысленный же просчет антибольшевиков усилил их пассивность. Большевизм представлялся таким явным вздором, порождением необузданной демагогии, противоречащей истории, что и некоторые антибольшевики из отвернувшихся от Февраля испытывали чувство удовлетворения от свержения Временного Правительства. "Дождались", злорадствовали те, кто усвоили броскую, но политически пагубную формулу Плеханова: "Полуленинцы хуже ленинцев". Отдельные чины полиции, жандармерии и черносотенцы не только сочувствовали свержению правительства Керенского, но, как могли, тому и содействовали. А "обыватель" - и, увы, не только он "держал нейтралитет" в ожидании, чем "бедлам" кончится.

"Великий Октябрь" - своеобразное явление русской истории и истории вообще. Но он не специфически русское только начало, не продукт непременно славянской души, мистики и разгула. Одно из многих тому доказательств - разноплеменность человеческого материала, который был и продолжает быть причастен к Октябрю. И до Ленина история знала революционеров-авантюристов, ни пред чем не отступавших.

И французская революция прошла чрез террор, бессмысленный и беспощадный. Но по своей длительности, количеству унесенных жертв и надругательству над человеком и над всем, что провозглашалось накануне Октября, французский террор не может выдержать никакое сравнение с отечественным, красным.

После первой мировой войны Октябрь прорвался на короткое время в Баварию и Венгрию. Когда же он проявил неожиданную жизнеспособность, это поразило воображение революционеров и контрреволюционеров во всем мире. Октябрь и его техника показались заманчивыми, их стали изучать и перенимать. Быстро появились подражатели - успешные, малоуспешные и безуспешные. Муссолини, Кемаль-паша, Гитлер, Франко, Тито - все пошли путем Ленина и Троцкого, все обязаны им большим или меньшим. Идеологии были разные, но техника переворота и захвата власти была схожа.

37-летие Октября - удел одной России. В непререкаемости этого факта осуждение русского прошлого. Октябрь не предотвратили ни изумительные взлеты и достижения русского духовного гения, ни восьмимесячное "интермеццо" Февраля. Но после 2-ой мировой войны ни одна страна не оказалась свободной от "октябристов".

По подсчетам на 1950-ый год, одних сталинистов земной шар вмещает до 24 миллионов. Это меньшинство - один процент всего народонаселения - рассеяно по всем континентам, и каждая страна сейчас на собственном опыте убеждается, что способна проделать "маленькая, но хорошо организованная и централизованная сила", располагающая не только морально-политической поддержкой КПСС.

Большевистская напористость нарастала у всех на глазах, свидетельствовала о том, что большевики всё увереннее в своем успехе. Но когда они преуспели в захвате власти, это оказалось неожиданностью едва ли не для большинства. Когда это свершилось, не только сознанием, но всем своим существом я ощутил, что произошло нечто фатальное, постыдное и гнусное, может быть, непоправимое: во всяком случае, пока большевики у власти, - не будет покоя и мира на земле - в мрак и произвол, в обман и террор будут погружены и Россия, и весь мир. Октябрь ударил по моему сознанию гораздо сильнее, чем Февраль. Я ощущал и себя лично ответственным за то, что Февраль оказался бессильным и неспособным предотвратить Октябрь.

Я не предвидел, конечно, ни красного террора, ни военного коммунизма, ни насильственной коллективизации, ни ужасов "ежовщины", ни мракобесия "ждановщины". Но я достаточно хорошо знал большевизм и большевиков, чтобы правильно оценить их "Великий Октябрь".

Ибо сущность его вовсе не в социализме и коммунизме, не в обобществлении средств производства и не в упразднении эксплоатации труда частным капиталом. За три с половиной десятилетия большевики многократно меняли свою политику, тактику и стратегию. Менялась и личина Октября, но существо его оставалось себе равным. Экономика эпохи военного коммунизма так же непохожа на, так называемый, НЭП, как этот последний на экономику пятилеток и сплошной коллективизации. Но ВЧК, ГПУ, НКВД, МВД и МГБ - родные братья и сестры, все на один лад. И в этом "душа" Октября. Не в его провозглашениях, программах и целях, которые, как правило, у всех людей и групп - благие: кто же стремится к злу, как злу, или к насилию, как насилию.

Существо Октября было не в том, во имя чего он действовал, а как он действовал, какими средствами и методами он стал тем, чем стал.