Вадим Кожинов - История Руси и русского Слова

Дабы проблема стала яснее, сообщу или, может быть, напомню читателям, что само пространство, в котором существовала и действовала Древняя Русь к XI веку, было намного более обширным, нежели позднее – в XII и последующих веках, – вплоть до XVIII века, до времени после Петра I! Так, уже в первой половине Х века Русь, по существу, владела низовьем Днепра и какой-то частью Крыма. Авторитетный исследователь средневековой истории Крыма (Таврики) доказывает, что к середине Х века «определенная территория… в Таврике или в непосредственном соседстве с ней… фактически принадлежала Руси» 275и русские корабли господствовали в северной части Черного моря, которое еще в 943 году арабский географ Масуди определял как «море русов, по которому не плавают другие племена, и они обосновались на одном из его берегов» 276(между тем лет за шестьдесят до Масуди, как свидетельствует арабский географ Ибн Хордадбех, Черное море называлось «море ал-Хазар» 277). Название это удержалось до начала XII века, ибо в «Повести временных лет» сказано, что «Днепр втечет в… море жерелом (устьем), еже море словет Руское».

Далее, после похода Святослава на хазар Руси стали принадлежать Таманский полуостров (где с конца Х до начала XII века находилось Тмутороканское княжество Руси) и – правда, на краткий срок – низовья Волги (арабский географ Ибн Хаукаль около 977 года называет Волгу «Нахр ар-рус», то есть Русская река 278.

Позднее, начиная с XII века, сосредоточившаяся на внутренних делах Русь оставляет эти территории, – притом явно без особых «сожалений» (в частности, до XV-XVI веков не известны серьезные попытки вернуть себе утраченное). И только в период с конца XVI до конца XVIII века страна постепенно возвращается к своим древним рубежам 279.

Но это значит, что, стремясь понять «героическую эпоху» русской истории (то есть IX – начало XI века), необходимо исследовать взаимоотношения с граничившими тогда с Русью странами – и Византией (вернее, ее крымскими владениями), и кавказскими народами (в частности, абхазами), и тесно связанным с Ираном Хорезмом (чьи пределы простирались подчас до низовьев Волги).

Уместно здесь, забегая вперед, сказать хотя бы совсем коротко об очень существенном значении «иранского компонента» в истории Руси (культура Ирана была воспринята русскими главным образом через посредство Хорезма и, конечно, Хазарского каганата). Так, из шести главных богов языческого пантеона Руси (они названы в летописи в следующем порядке: Перун, Хорс, Дажьбог, Стрибог, Симаргл, Мокошь) по меньшей мере два – Хорс и Симаргл – заведомо иранского «происхождения», притом Хорс, бог Солнца, был центральным объектом поклонения в домусульманском (то есть до середины VIII века) Хорезме. Вместе с тем Хорс предстает на Руси даже в созданном много позднее, в конце XII века, «Слове о полку Игореве» («Всеслав князь… великому Хосрови волком путь прерыскаше»). С Хорсом связано такое существеннейшее русское слово, как «хороший»; влиятельный филолог В. Н. Топоров утверждает, что «эта связь представляется несомненной» 280.

Иранские «влияния» шли на Русь в разные времена и различными дорогами, но, очевидно, наиболее существен тот факт, что в начале IX века часть хорезмийцев, находившихся до этого времени в Хазарском каганате, переселилась, вернее, эмигрировала на Русь (о чем еще будет речь), и поскольку эти переселенцы были носителями очень высокой культуры (и духовной, и материальной) Хорезма, они смогли оказать весьма значительное воздействие на жизнь Руси 281, – в определенных отношениях более значительное , чем, скажем, норманны-варяги, культура и цивилизованность которых (кроме навыков военно-торгового мореплавания) отнюдь не превосходили русскую; характерно, что Русь, в частности, не восприняла скандинавских богов, а как раз напротив – варяги стали поклоняться восточнославянским божествам, в том числе и «пришедшим» из Хорезма.

И без осознания существенной роли хорезмийцев в ранней истории Руси мы многого не сможем понять. Именно поэтому поистине необходимо пристально вглядываться в давнюю историю столь, казалось бы, далекого от Руси Хорезма…

С. П. Толстов замечательно сказал о существеннейшем изъяне историографии Руси: "…к сожалению, условная граница Европы и Азии, не имеющая ни географического, ни исторического, ни этнографического значения, как-то довлеет (правильнее будет выразиться «тяготеет», ибо «довлеть» – значит «удовлетворять». – В. К. ) над нашими умами. Нижнее Поволжье кажется нам лишь каким-то глубоким Hinterland'ом (нем. «тыл». – В. К. ) Причерноморья и Европы, за которым лежит таинственная и дикая… степная Азия. Мы забываем, что в нескольких сотнях километров от устьев Волги лежат страны древней среднеазиатской цивилизации… что Каспийское море и степи Устюрта (плато между Каспием и Аралом. – В. К. ) с древнейших времен были оживленными путями экономических и политических связей, игравших огромную роль в историческом прошлом народов… Восточной Европы. В нашей литературе, за редкими исключениями (к которым надо отнести замечательные работы В. В. Бартольда и его продолжателя А. Ю. Якубовского), Средняя Азия и Восточная Европа как бы повернуты друг к другу – где-то на Волге – спинами: одна глядит лицом на юг, в арабско-иранский мир, другая – на юго-запад, в мир византийский. Историки византиноведы и русисты, с одной стороны, и ориенталисты – с другой, еще не составляют по-настоящему сомкнутого фронта… " 282.

Эта «программа» понимания истории вливается в евразийскую концепцию развития Руси и, в дальнейшем, России – концепцию, составляющую наиболее глубокую и плодотворную основу русской историософии. Без понимания изначального единства истории западной и восточной, азиатской частей Евразии невозможно понимание самой судьбы России… И С. П. Толстов в целом ряде отношений осуществил выдвинутую им программу преодоления несостоятельного «разрыва» двух регионов, которые в реальной истории пребывают в достаточно тесной взаимосвязи.

К VIII веку Хорезм представлял собой государство с исключительно высокой цивилизацией и культурой. Военное дело и торговля, строительство и разнообразнейшие ремесла, достижения ирригации, которая, помимо прочего, мощно стимулировала развитие естественных наук и многогранное собственно культурное творчество – все это находилось на высшем для тогдашнего мира уровне. Вполне закономерно, например, что родившийся около 783 года в Хорезме, а около 820 года переехавший в столицу Арабского халифата, Багдад, ученый-энциклопедист Мухаммад ал-Хорезми был крупнейшим деятелем тогдашней мировой науки. Правитель Хорезма являлся единственным в регионе носителем высшего титула «шах» («хорезмшах»).