Виктор Кузнецов - Тайна гибели Есенина

Троцкого… Сергей любит… — Оксенов явно спрямляет отношение Есенина к «демону революции». Ставшие за последние годы известными мемуарные и другие источники свидетельствуют о глубоком внутреннем неприятии Есениным взглядов и практической деятельности Троцкого. Подробнее см. об этом в последней главе настоящей книги.

В Ионове тоже ничего еврейского нет… — Илья Ионович Ионов (Бернштейн) (1887-1942?), директор ленинградского отделения Госиздата. В 1907 г. в Одессе участвовал в политической акции, сопровождавшейся убийством. До декабря 1917 года отбыл каторгу. Сестра Ионова, Злата Лилина, была женой партийного хозяина Ленинграда Г. Е. Зиновьева. Есенин относился к Ионову с осторожностью и говорил, что«на зуб» ему попасться не хотел бы.

Не хочу надевать хомут Сурикова или Спиридона Дрожжина. — То есть Есенин вполне оправданно рассматривал свое творчество шире узкокрестьянских литературных рамок названных поэтов.

Жуков напомнил об «Инонии»… — Жуков Павел, ленинградский критик, в 1925 г. близок к редакции журнала «Звезда».

Есенин «…с уважением говорил о Блюмкине…» — Яков Григорьевич Блюмкин (1900-1929), известный чекист-террорист. Очевидно, Оксенов по-своему услышал и передал слова поэта. Известен острый конфликт в Баку Есенина с Блюмкиным, который демонстративно угрожал ему револьвером. Есть основания подозревать лично Блюмкина в убийстве поэта.

29 декабря 1925 года. Вчера около часа дня в «Звезде» я услыхал от Садофьева, что приехал Есенин, и обрадовался. — Ключевая запись Оксенова для доказательства причастности поэта И. И. Садофьева к распространению ложных слухов об обстоятельствах гибели Есенина. В указанный час многие в Ленинграде уже знали о трагедии в «Англетере». По-видимому, Садофьев специально дезинформировал своего знакомого, отводя от себя подозрения. На Садофьева как вестника несчастья в гостинице ссылаются в сфальсифицированных воспоминаниях Лев Рубинштейн, Лазарь Берман и др.

…у ворот я купил «Красную» вечерку. — То есть вечерний выпуск «Красной газеты».

Хорошо, что мне попался экземпляр с известием о смерти Есенина. — Информация о гибели поэта была напечатана в части тиража «Красной газеты». Настораживает факт сверхоперативности работы редакции, которая, согласно принятому ранее решению, начинала свой рабочий день в 14 часов (см. в настоящей книге главу «Бестия из „Красной газеты“ и другие»). В связи с этим логично предположить, что, скорее всего, отв. секретарь газеты А. Я. Рубинштейн узнала о смерти Есенина вечером 27 декабря (в воскресенье!) и «позаботилась» заранее о публикации траурной заметки.

…нашел Брауна… — Николай Леопольдович Браун (1902-1975), поэт, автор воспоминаний о Есенине.

Священнодействовал фотограф. — Съемки мертвого Есенина и интерьера 5-го номера гостиницы «Англетер» выполнял Моисей Соломонович Наппельбаум (1869-1958), «придворный» кремлевский фотограф, автор известных фотопортретов Ленина, Свердлова, Дзержинского и многих других большевистских главарей, а также портретов мастеров советского искусства.

Правая рука Есенина была согнута в локте. — Такое положение руки имеет различные объяснения. Одно из них: чтобы остановить отчаянно сопротивлявшегося на допросе поэта, профессионал-убийца нанес ему удар по сухожилию в локтевую область, что лишало его возможности борьбы. Специалисты по уголовным делам вполне допускают такую версию.

…вдоль лба виднелась багровая полоса (ожог?) от накаленной трубы парового отопления… — Оксенов выражает сомнение относительно происхождения раны на лбу Есенина. Несогласие с официальной версией по тому же поводу высказывал рисовавший мертвого Есенина художник Василий Сварог и другие очевидцы. Независимые исследователи говорят о возможном ударе рукояткой нагана (?) в лоб, по-видимому, отчаянно сопротивлявшегося на допросе Есенина.

Хлопотала о чем-то Устинова. — Единственное в мемуарной литературе упоминание не связанного с ГПУ автора так называемой жены журналиста Г. Ф. Устинова, которая будто бы присутствовала на печальной церемонии в 5-м номере «Англетера». Исключение показательно. Другие присутствовавшие там же и тогда же ленинградские литераторы (Н. Браун, Н. Никитин, Б. Лавренев, П. Лукницкий, В. Рождественский) в своих воспоминаниях Елизавету Алексеевну Устинову не заметили. Можно допустить, кто-то из пришедших (Эрлих?), указав на «хлопочущую» женщину, рекомендовал ее наивному и доверчивому Оксенову как Устинову, в то время как ее роль выполняло некое подставное лицо. Примечательно: никто из мемуаристов не упомянул о присутствии на прощальных церемониях в «Англетере» журналиста Г. Ф. Устинова, не видели его на гражданской панихиде в местном Доме писателей, не появился он и на проводах тела Есенина на железнодорожном вокзале.

«Дневник» Оксенова, при всей его трогательной любви к Есенину, не отличается глубокой аналитичностью трех посмертных дней поэта. Его не смутила странность известия И. И. Садофьева о приезде Есенина в Ленинград 28 декабря (эта «новость» была ему объявлена около 13 часов того же дня), не заставил он себя задуматься о причине появления «ожога» на лбу покойного, лишь выразив сомнение робким вопросительным знаком; осталось без ответа его недоумение по поводу исчезнувшего из 5-го номера пиджака владельца. Логичен вывод: автор «Дневника» поверил чьей-то дезинформации об «Устиновой» — в то время как другие или не обратили на нее внимания, или видели в ней постороннюю женщину, но никак не «тетю Лизу».

Пришли Никитин, Лавренев, Семенов, Борисоглебский, Слонимский, Рождественский… — Николай Николаевич Никитин (1895-1963), писатель. Борис Андреевич Лавренев (1891-1959), прозаик, драматург. Сергей Александрович Семенов (1893-1942), писатель.

Михаил Васильевич Борисоглебский (наст. фам. Шаталин) (1896-1942), прозаик, драматург, официальный представитель Московского отделения Союза советских писателей при транспортировке гроба с телом Есенина из Ленинграда в Москву.

Всеволод Александрович Рождественский (1895-1977), поэт, понятой, поставивший свою подпись под протоколом обнаружения тела Есенина в «Англетере».

Когда нужно было отправить тело в Обуховку, не оказалось пиджака… — Обуховка — Обуховская больница; официальное название в 1925 году: «Больница в память жертв революции 1905 года им. профессора Нечаева».