Владимир Карпов - Полководец

Однако никаких дополнительных огневых средств фронту выделено не было.

А враг, как только прекратились наши наступательные действия, сразу же резко усилил строительство новых оборонительных сооружений на всей «Голубой линии»: возводились новые доты и дзоты с пушками и пулеметами, устанавливались минные поля и проволочные заграждения. Весна и начавшееся лето работали на руку противнику: буйно разросшаяся зелень замаскировала и укрыла заграждения и большинство огневых точек. Поэтому новое наступление, несмотря на мощную и разумно проведенную огневую артиллерийско-авиационную обработку обороны, на сильный состав сил и средств фронтовой ударной группировки, развития не получило. Мы несли неоправданные потери. Военный совет фронта снова счел необходимым временно приостановить наступление.

Почему Петров, известный своим бережным отношением к людям, умением найти какое-то оригинальное решение, вдруг здесь, при штурме «Голубой линии», проявил несвойственные ему черты – дважды начинал наступательные операции, нанося главный удар на одном и том же направлении, не производя перегруппировки и не внося никаких изменений в замысел? В чем дело? Что сдерживало Петрова? Что влияло на него? Мне хочется привести здесь ответ на эти вопросы, данный генералом Ласкиным. Он немало размышлял об этом и благодаря своему оперативному мышлению нашел точное и убедительное объяснение, которое четко сформулировал:

– Если наступление дважды не получилось, значит, либо командование фронта, либо Генеральный штаб в чем-то допускают серьезную ошибку. На войне, если не достигнуто выполнение поставленной цели, еще не значит, что виновато только командование. Тут может быть много обстоятельств, и одно из них, и очень важное, – вражеские силы и планы их командования. Кроме того, мы были связаны приказом Ставки, нам было точно определено направление главного удара и сроки начала наступления, не давалось времени на подготовку, перегруппировку. Почему Ставка, несмотря на неуспех наступления войск фронта в центре «Голубой линии», все же вновь потребовала взломать оборону врага на этом же направлении?.. Нанесением здесь сосредоточенного удара главными силами фронта рассекалась бы вся 17-я немецкая армия, окружалась наиболее сильная ее группировка в районе Новороссийска, наши силы кратчайшим путем выходили бы к Керченскому проливу и лишали противника возможности эвакуировать войска и технику в Крым.

Но это только одна сторона дела. Вторая – это сугубо стратегические соображения Ставки. Дело в том, что Красной Армии в самые ближайшие же дни предстояло решать крупную и важную стратегическую задачу по разгрому главной гитлеровской группировки в районе Курской дуги. И надо было активизировать действия некоторых фронтов, которые притянули бы на себя силы противника, не позволили бы снять с их участков и перебросить войска на Курскую дугу. Против Северо-Кавказского фронта была мощная группировка почти в четыреста тысяч человек. При хорошо подготовленной обороне можно было бы часть ее бросить под Курск, тем более что дуга была неподалеку. Все это противник мог осуществить, если бы мы сидели, как говорится, сложа руки и утешали себя, что сил для наступления у нас маловато. Кроме того, наша активность не допустила участия в сражении под Курском больших сил авиации противника. Вот поэтому важно было активизировать наш фронт. Но в случае нанесения главного удара на вновь избранном направлении нам потребовалось бы много дополнительного времени для перегруппировки и сосредоточения там сил и средств и для подготовки самой операции. А время не ждало, грозные события приближались. На центральном направлении ударная группировка фронта уже была готовой. Вот эти обстоятельства и заставляли Генштаб ставить нам задачи на наступление, что вынуждало Петрова действовать на первый взгляд однообразно…

Дальше я расскажу читателям, как Петров искал выход и что он предпринимал. В создавшейся обстановке командующему фронтом надо было принимать новое решение: это ответственнейший момент в работе командира любого ранга – от отделения, в котором около десятка человек, до фронта, где людей может быть до миллиона и более. Принимается решение не вдруг, ему предшествует большая, я бы сказал, мыслительная работа. Тут дело не только в том, чтобы взять высоту, город, прорвать фронт врага, тут ведь надо послать в бой десятки или тысячи людей, в зависимости от того, каких масштабов командир и какое решение он принимает. Путь к победе в жестоком деле войны выстилается жизнями людей. И в распоряжении каждого командира людей этих строго ограниченное количество. Он должен их направить в бою на такие уязвимые места противника, чтобы как можно меньше потерять своих бойцов и как можно больше уничтожить солдат противника. Таков неотвратимый закон войны. По сути дела, от мастерства командного состава зависит, какая сторона истребит больше врага и сохранит больше своих сил. Победитель тот, у кого в конце войны осталось больше сил, и он, опираясь на них, диктует свою волю.

Когда-нибудь, в более поздние века, будут поражаться кровавым делам на войне, дикости людей, которые уничтожали друг друга миллионами и расходовали на это уничтожение огромные богатства, технику, губили природу. Все тысячелетия, когда на земле велись войны, будут отнесены, наверное, к эре дикости и варварства, потому что достижения цивилизации бледнеют на фоне кровавых войн, которые человечество вело в эти века, беспощадно и безрассудно истребляя созданное своими руками и самих себя.

Ни одно государство никогда до появления нашего, первого социалистического, не обращалось к людям Земли: опомнитесь, прекратите эти войны, давайте жить в мире! Я не буду вдаваться в теоретические глубины, почему государства с капиталистическим укладом не могут жить без войны. Скажу только одно – справедливость наших защитительных войн очевидна. Наши командиры, военачальники, государственные деятели всегда вынуждены были вести военные действия для защиты нашей страны, народа, всего нами созданного на своей земле. И, следовательно, советские командиры, облеченные доверием народа и поручением распоряжаться нашими жизнями в бою, обременены чувством огромной ответственности, высоким сознанием – кого и ради чего они ведут в бой. Вот эти чувства и переживания, это понимание заставляют командиров отдавать максимум сил и способностей уже на первой стадии организации боя или сражения – выработкой и принятием решения. Командиры, у которых это чувство ответственности приглушено, никогда не пользовались уважением и авторитетом ни у подчиненных, ни у начальников. Но, к сожалению, были и такие, и только горькая неотвратимость войны вынуждала терпеть таких командиров ради их каких-нибудь боевых, волевых и других качеств, особенно нужных в бою.