Альберт Манфред - Три портрета эпохи Великой Французской Революции

X

Эмили де Мирабо, предуведомляя мужа о предстоящем перемещении из крепости Иф в форт Жу, преподносила эту новость как своего рода победу доброго начала над злым, как важный этап на пути полного возвращения к свободе. (Это надо было понимать так же, как напоминание о том, что перемены к лучшему совершаются лишь потому, что она, верная, преданная жена, продолжает радеть об интересах мужа.)

На сей раз сообщаемое графиней Мирабо в основной своей части было верным.

По прибытии в крепость Жу — орлиное гнездо, затерянное в непроходимых лесах, — Мирабо был принят радушно и даже ласково комендантом крепости, графом де Сен-Морисом, состарившимся на военной службе, просвещенным, старомодно учтивым и любезным аристократом. Он заявил, что отнюдь не намерен становиться сторожем графа Мирабо, пригласил его быть гостем за своим обеденным столом и предоставил ему полную свободу действий: ездить в близлежащий городок Пон-тарлье, на охоту, путешествовать, словом, делать все, что он пожелает, не покидая лишь пределов вверенной графу Сен-Морису территории.

Между Мирабо и Сен-Морисом установились добрые, даже дружественные отношения. Они были людьми одного круга, в широкой трактовке вопросов довольно близких идейных позиций — оба сторонники Просвещения, и, хотя их разделяла значительная разница в возрасте, их беседы за обеденным столом протекали оживленно и были приятны и интересны обоим собеседникам.

Мирабо воспользовался в полной мере предоставленной ему свободой. Он много охотился и часто ездил в Понтарлье — укрывшийся в горах маленький городок: в нем было всего около двух тысяч обитателей, и среди них несколько рекомендованных Сен-Морисом хороших дворянских домов, т. е. людей просвещенных, благовоспитанных и тонкого вкуса.

Понтарлье встретил Мирабо в высшей степени доброжелательно. Оказалось, что он уже пользовался некоторой известностью в дворянских кругах, хотя в самой этой известности пробивалось и нечто двусмысленное. Не только унаследованное от предков, пользующееся уважением громкое имя, но и краткая, необычная биография молодого графа привлекали к нему внимание. Преследования, которым он подвергался со стороны отца, а также (об этом говорили шепотом) со стороны правительства — его заточение в собственном замке Мирабо, в Маноске, в крепости Иф, в крепости Жу — придавали ему не только ореол романтичности; ему тайно сочувствовали как невинно пострадавшему, как жертве сурового времени. Женщины (а именно они формировали так называемое общественное мнение), еще не видя молодого графа, проявляли к нему интерес и внимание. О его любовных приключениях рассказывали самые невероятные истории; правда перемешивалась с вымыслом; все было преувеличено, от его почти сатанинского уродства до его особого, тоже, наверное, дьявольского дара соблазна. Словом, ему сопутствовала слава крайне опасного донжуана XVIII столетия.

Когда он наконец появился в гостиных Понтарлье — рослый, массивный, некрасивый, но молодой, учтивый, остроумный, уверенный в себе, — дамы сразу же заключили, что он в сто раз лучше, чем о нем рассказывали Мирабо стал гостем нарасхват бомонда Поитарлье

1775 год был годом коронования молодого короля Людовика XVI, пробуждавшего в то время столько надежд, и это давало повод для бесконечных празднеств. Ни одно из них не обходилось без графа Мирабо. В маленьком провинциальном городке, где все друг о друге известно, все вплоть до числа и рисунка морщинок на подглазьях соперничающих дам, этот молодой человек — умный, доброжелательный, как-то умевший всех, даже старых желчных господ, располагать в свою пользу, стал сразу общим любимцем.

Правда, ни форт Жу, ни Понтарлье, видимо, не заслуживают тех идеализированных, восторженных описаний, которые можно встретить почти во всех сочинениях, затрагивающих важный этап в жизни Мирабо, связанный с этими географическими пунктами. Форт Жу был все-таки крепостью, а не старинным красивым замком, и крепостью в суровом значении этого слова; стоит напомнить, что в Жу погиб в 1803 году заточенный сюда Туссен-Лувертюр, глава восставших в 1791 году негров острова Гаити.

Но спору нет, для Мирабо полнота свободы, предоставленная в Жу и Понтарлье, в особенности после узкого, ограниченного крепостными стенами круга для прогулок на острове Иф, должна была показаться почти беспредельной.

Мирабо понял это по-своему, вновь обретенная им свобода вдохновила его на определенный образ действий, и Понтарлье стал действительно переломным рубежом в жизни Мирабо.

Все или почти все биографы Мирабо, рассказывая о событиях, происшедших с нашим героем в Понтарлье, говорят прежде всего, а большей частью исключительно, лишь о нашумевшем романе с Софи Моннье. Это относится и к таким авторитетным начала нашего века авторам, как блистательный Луи Барту15, и к академическому Rousse16, и к самым последним биографам Мира-бо — Антонине Валлентен17 и Анне и Клоду Ман-серон18.

Мирабо по всему своему складу, по темпераменту, по образу действий более всего подходил к тому, чаще всего встречавшемуся в предреволюционную эпоху, т. е. в XVIII веке, типу людей, которых в то время обозначали трудно переводимым словом libertin. Это значило, что он отнюдь не был ни схимником, ни скромником, что он жил сегодняшним днем, не отказываясь ни от каких земных радостей, что он охотно, не резонерствуя, шел на любую любовную авантюру, не боялся идти, на риск, легко ввязывался в азартную и опасную игру.

Поэтому его сравнительно недолгая жизнь — он не, прожил полный человеческий век и умер в возрасте сорока двух лет — заполнена бесконечными романтическими историями и разного рода, нередко весьма рискованными, любовными авантюрами. Вдаваться в их детальное изучение или даже хотя бы перечислять «донжуанские» списки Мирабо, чем занималось немало авторов19, значило бы принижать и искажать роль Мирабо как политического деятеля. Обходить их молчанием, считать их как бы не существовавшими было бы также неверно, так как без этих авантюрных историй Мирабо перестал бы быть самим собой, и некоторые, вернее, даже многие из них, оказывая прямое влияние на его необычную судьбу, тем самым косвенно в чем-то определяли и его политическое развитие.

Итак, возвращаясь к прерванному рассказу о неожиданном повороте хода событий в Понтарлье в первой половине 1776 года, следует восстановить, хотя бы кратко, фактическую сторону дела.

Мирабо, как уже говорилось, до конца 1775 года поддерживал самые дружеские отношения с комендантом Жуи Понтарлье графом Сен-Морисом, пользовался его полным доверием и проводил большую часть времени вне крепости.

Куда он ездил? Только в Понтарлье? Только на охоту?