Олег Гордиевский - КГБ

После того, как в конце 1937-го из Лондона исчезли Дейчи и все резиденты НКВД, «великолепная пятерка» и другие советские агенты в Великобритании остались без управления и поддержки. Хотя некоторым «брошенным» агентам и удавалось время от времени вступать в контакт с сотрудниками НКВД на континенте, в течение 1938 года работа была серьезно нарушена как в смысле поступления сведений в Московский центр, так и в их обработке в подвергшемся крупным «чисткам» ИНО.

Многие недооценивают значение первого периода советского проникновения в Уайтхолл, который закончился, когда были отозваны Малый и Дейч. Главным достижением явилась вербовка двух шифровальщиков — Олдхама и Кинга и двух молодых дипломатов — Маклина и Кэрнкросса в Министерстве иностранных дел. Передаваемые ими документы были, безусловно, важны, тем более, что они помогали дешифровальщикам сводного отдела по перехвату Четвертого Управления НКВД. Появился миф, будто шифры раскрываются просто гениальными математиками, а сегодня им помогают огромные компьютеризированные базы данных. На самом же деле, большинство сверхсложных шифров и шифровальных систем, которые открыли доступ к информации, были разгаданы частично благодаря сведениям, полученным о них по каналам разведки. В тридцатых годах советские дешифровальщики опирались на гораздо более широкую поддержку разведки, чем их западные коллеги. Все четыре агента НКВД в Министерстве иностранных дел передавали британские дипломатические телеграммы на обычном языке, которые иногда можно было сравнить с шифрованным вариантом, что являлось подспорьем в раскрытии шифров. У всех четырех была также возможность самим поставлять данные по системам шифров. И хотя у Гордиевского на этот счет не так уж и много прямой информации, вполне можно сделать вывод, что успехи советских дешифровальщиков, читавших японские шифрограммы, можно сравнить с успехами в отношении британских шифрограмм.

Как и все прочие службы НКВД и Четвертого Управления, волна репрессий не обошла и советскую службу перехвата. В конце 1937 года Глеб Бокий, начальник сводного отдела по перехвату Четвертого Управления НКВД, и его заместитель, полковник Харкевич, были расстреляны. После ареста Бокия в его квартире был найден тайник с золотыми и серебряными монетами. Недолго проработал и его преемник: он был арестован через месяц. Однако на более низком уровне шифровальщики не так пострадали от репрессий, как ИНО. С. Толстой, возглавлявший сектор Японии, — пожалуй, наиболее эффективный в отделе, — работал в этой должности и в период репрессий, и во время Второй мировой войны.

Стоило НКВД оправиться от репрессий и возобновить активную деятельность, его агенты в Великобритании и других странах добились еще больших успехов, чем раньше. Во время Второй мировой войны советским агентам удалось обосноваться не только в Уайтхолле, но и в самой британской разведке.

Хотя на протяжении почти всех тридцатых годов Соединенные Штаты интересовали советскую разведку куда меньше, чем Великобритания, внедрять туда агентов оказалось значительно проще. Как и в Британии, самым важным достижением советского шпионажа в довоенный период, направленного против Соединенных Штатов, была огромная помощь в деле становления радиотехнической разведки. До Второй мировой войны и во время нее посольство США в Москве было попросту напичкано советскими агентами. Ни одной другой крупной державе не приходилось так отбиваться от наплыва агентуры идеологического противника. Дипломатические отношения с СССР Соединенные Штаты установили в ноябре 1933 года. В то время у США не было гражданской разведывательной службы, а военная разведка не могла похвастаться крупным или хотя бы мало-мальски организованным штатом сотрудников.

Первый посол США в Москве, Уильям Буллитт, в 1936 году писал в госдепартамент: «В Советский Союз ни в коем случае нельзя засылать шпионов. В отношениях с коммунистами нет средства эффективней или более обезоруживающего, чем абсолютная честность.» Честность эта достигала размеров поистине обезоруживающих. Один из первых сотрудников Буллитта в Москве позже вспоминал, что зимой 1933—1934 гг. у посольства не было ни шифров, ни сейфов, ни дипкурьеров, ни даже элементарных правил безопасности: «С правительством мы связывались по обычному телеграфу, и послания наши запросто лежали на столе, для всеобщего обозрения.» Когда все же решили установить систему безопасности, выяснилось, что она напрочь никуда не годится. По просьбе Буллитта, на охрану его посольства прибыли морские пехотинцы. В других посольствах пока такого не было. НКВД быстро подсунуло им девчонок посмазливей. «Чип» Болен, служивший в посольстве, как и Кеннан, с первых дней, а впоследствии выросший до посла, опять же в Москве, сидел себе однажды в фойе гостиницы «Савой», где тогда располагались морские пехотинцы. Вдруг к стойке администратора подходит накрашенная бабенка и говорит, что ей надо в номер сержанта О'Дина. «Я, — говорит, — его преподаватель русского языка.» Вот такими-то учителями НКВД и завербовал как минимум одного из первой группы шифровальщиков в посольстве, Тайлера Кента, который, видимо, передавал разведке шифроматериалы и секретные документы.

Резиденция посла в Спасо-хаус была столь же доступна для проникновения, сколь и само посольство. Болен позднее вспоминал, что телефоны «то и дело монотонно позвякивали и днем, и ночью, а когда трубку брали, то никто не отвечал — только пыхтели да озадаченно молчали». Сторож Сергей с хитрецой говорил, что дышал в трубку бывший наркоминдел Чичерин. Тот после ухода в отставку совсем спятил, а жил неподалеку, один. Хоть Сергей и вел себя вроде прилично, и услужлив был, но все же помог организовать прослушивание посольства из своей квартиры, которую все время держал на замке. Лишь по возвращении Болена послом в 1952 году, он потребовал ключи от квартиры Сергея. Понятное дело, что пока ключи с недовольством выдали, а на эту процедуру потребовалась не одна неделя, всю аппаратуру уже успели вывезти. Сам Сергей вскоре уволился.

Большинство американских дипломатов в 30-е годы и понятия не имели о сноровке, с какой советская разведка внедряла своих агентов, а о радиотехнической разведке совсем ничего не знали — есть она или нет. Меньше всех понимал в этих делах Джозеф Дэвис, который сменил Буллитта на посту посла и продержался целых два года — с 1936-го по 1938-й. По мнению Болена, «он отправился в Советский Союз в блаженном неведении о самих основах советской системы и идеологии… Он даже смутно не мог себе представить чисток и репрессий, почти что принимая на веру версию о заговоре против Страны Советов.» Полковник (а позже и бригадный генерал) Филлип Р. Феймонвиль был военным атташе посольства США в Москве с 1934-го по 1939 год. Хоть он и бегло говорил по-русски, в отличие от многих, разбирался в советских делах он еще хуже, чем Дэвис. Болен считал, что полковник совсем «подвинулся на русских». Майор Айвэн Д. Йитон, служивший в Москве военным атташе с 1939-го по 1941 год, считал Феймонвиля «жертвой НКВД». Когда Йитон отправлялся в 1939 году в Москву, Феимонвиль, уже находившийся в Вашингтоне, дал ему два секретных французских армейских устава и попросил передать их другу — бойцу Красной Армии. Феймонвиль очень настойчиво рекомендовал Йитону своего русского шофера, который, по его словам, «будет вам самым ценным человеком в Москве». Поэтому-то Йитон тут же уволил шофера. Через две недели он столкнулся с ним снова — тот был одет в форму НКВД с капитанскими погонами.