Федор Успенский - История крестовых походов

Чтобы поддержать справедливость этого свидетельства, Мас-Латри указал на торговые интересы республики, на ее морское могущество, на то, наконец, что в XII в. она стремится к преобладанию на море. Далее он доказывал, что Вильгардуэн был обманут венецианцами и не понимал внутренних причин, руководивших событиями. Но главное доказательство против Вильгардуэна было документальное. Мас-Латри нашел в венецианских архивах несколько документов, касающихся договора султана с Венецией, именно – ряд привилегий, данных венецианцам Малек-Аделем в период 1205–1217 гг. По его мнению, эти торговые привилегии были следствием тайного договора венецианцев с султаном и должны быть рассматриваемы как плата за измену христианскому делу. С этой точки зрения, если придать полное значение второму свидетельству, дело Четвертого крестового похода представляется остроумной сделкой, ловкой политической игрой, в которой крестоносцы были пешками. В 1867 г. появился 85-й том «Энциклопедии Эрша и Грубера», посвященный Греции и Византии и принадлежащий перу Карла Гопфа [172]. Приступая к изложению Четвертого крестового похода, Гопф (с. 184) предупреждает читателя: «Если в истории этого похода иное рассказано иначе, чем у моих предшественников, то это обусловливается как новыми документами, мною найденными, так и новыми источниками, между которыми можно указать на русскую летопись и на Роберта де Клари [173]». Мнение его об измене венецианцев высказывается на с. 188. Он так говорит о событиях, последовавших в Венеции: «Так как в Венеции не могли поместиться все крестоносцы, то им назначен был для лагерной стоянки остров Лидо, куда привозили из города продовольствие. Страх сменялся новыми надеждами. Передавали из уст в уста дурные вести, будто султан Малек-Адель послал в Дандоло и к венецианским купцам послов с богатыми подарками и предлагал им выгодные привилегии, если они согласятся отклонить крестоносцев от похода на Египет. Высказывалось опасение, что крестоносцы попали в западню, что необходимость заставит их, может быть, вместо достижения священных целей обратиться к мирским делам и – что хуже – вести войну с христианскими народами. Имели ли основание эти слухи, или только томительная неизвестность навевала эти страхи? Мы в состоянии, наконец, пролить свет на этот темный вопрос. Вскоре после того, как Венеция договорилась с французскими баронами предпринять поход против Малек-Аделя, может быть, вследствие приглашения этого последнего, отправились в Каир послами Марино Дандоло и Доменико Микиели, которые весьма ласково были приняты султаном и вступили с ним в соглашение. Между тем как крестоносцы томились на острове Лидо ожиданием, когда им можно будет идти на войну с неверными, венецианские послы 13 мая 1202 г. действительно заключили торговый договор, в силу которого, кроме других привилегий, венецианцам гарантирован был особый квартал в Александрии. Для ратификации договора послан был в Венецию эмир Саадеддин. Выгодные условия, предложенные Малек-Аделем, решили судьбу крестового похода. Искусственное здание благочестивых надежд, лелеемых папой Иннокентием III и опиравшихся на цвет французского рыцарства, рушилось разом. Победу одержали политические интересы. Вместо борьбы за дело креста состоялась совсем иная экспедиция, кончившаяся разрушением Греции и утверждением всемирного торгового могущества Венеции. Решение делу дал старый дож; он последовательно, без колебаний осуществил вполне то предприятие, которое уже давно таил в своей гордой душе. Не напрасно Венеция снарядила флот, какого лагуны не видали до того времени; снаряженный предприимчивыми и воинственными крестоносцами, этот флот представлялся непобедимым».

Гопф, как видно, решительно берет сторону Мас-Латри и, ослабляя авторитет Вильгардуэна, ссылается на новый документ, по-видимому, неизвестный Мас-Латри, а именно – на договор венецианских послов с султаном, помечая его 13 мая 1202 г. Если так, то понятно, вопрос об измене Венеции решается однозначно. Но к сожалению, Гопф не сделал подробных указаний, где находится открытый им документ и может ли он быть признан вполне достоверным, благодаря чему осталось некоторое сомнение. Впрочем, авторитет Гопфа в истории Византии и Востока так велик, что ему можно было поверить на слово. Измена венецианцев христианскому делу подтверждалась теперь не только хроникой, но и официальным документом, значение которого подорвать было трудно.

Нужно сказать, что во всем этом вопросе особенно живую роль играло национальное чувство французов. Известно, каким авторитетом пользовался у них Вильгардуэн, эта гордость и украшение французской нации. Поэтому неудивительно, что особенно жаркими защитниками его были французы. Самым способным защитником Вильгардуэна оказался французский ученый Наталис де Вальи [174]. В 1873 г., приготавливая к изданию текст Вильгардуэна (это очень богатое издание появилось в 1874 г.; в 4-ю долю листа со старофранцузским оригиналом и новофранцузским переводом и с огромной массой комментариев), он читал в Академии надписей в Париже записку, посвященную Вильгардуэну. Защищая Вильгардуэна и будучи лично оскорблен мнением Мас-Латри, Наталис де Вальи чуть не обвиняет последнего в клевете и легкомыслии. Аргументация его состоит в следующем: «Заслуживает ли веры Вильгардуэн; мог ли он знать истинные мотивы, которые воспрепятствовали крестоносцам, собравшимся в Венеции в 1202 г., исполнить их первоначальный проект? Я думаю, и постараюсь это доказать, что мнение Мас-Латри (о недостоверности Вильгардуэна и об измене венецианцев) парадоксально и не заслуживает никакой веры, потому что оно невероятно. Единственное основание для теории Мас-Латри заключается в слухах разного происхождения, которым легковерно доверялся летописец (Эрнул), лишенный всякого личного авторитета. Рассказ Эрнула [175]поразителен по своей невероятности. Можно ли допустить, чтобы венецианцы, связав себя договором с крестоносцами, увлеклись предложениями султана и изменили делу Христа ради магометанства? Пусть перенесутся мыслью к началу XIII в. и подумают, можно ли было венецианцам иначе обсуждать этот вопрос. Если бы подобная мысль об измене могла прийти им в голову, разве они могли закрыть глаза перед опасностью, какая угрожала бы им в случае открытия сделки, разве они не рисковали бы обратить на себя раздражение и оружие всей христианской Европы? Говорят, что Вильгардуэн, как очевидец и участник в событиях, не знал о секретных переговорах, происходивших между Венецией и Малек-Аделем; но тогда позволительно спросить, как мог знать об этом летописец, живший в Сирии?» Удивляясь, почему Мас-Латри не взвесил этих обстоятельств, защитник Вильгардуэна продолжает: «Если ученый писатель поверил такой басне, то объяснение можно находить разве в том, что и лучшие умы не всегда могут устоять против опасной привлекательности парадокса и что всякое новое мнение издает фальшивый блеск, способный более ослеплять, а не рассеивать мрак».