М Бок - Воспоминания о моем отце П А Столыпине

- Какая ты счастливая, что у тебя есть отец.

{344} Знали враги величия России, что они делают, убивая моего отца именно тогда. Сделай они это позже, убивая его, не убили бы они его идеи. Она восторжествовала бы и после его смерти.

В 1911 году, когда мой отец пробыл у власти всего пять с половиной лет, идеалы его не успели еще пустить корни достаточно глубоко; не вошли они еще в плоть и кровь русского народа и, когда не стало его, всё здание, им построенное, рухнуло.

Первые годы после его кончины оно поддерживалось еще его верным сподвижником В. М. Коковцовым, но его управление Россией было, увы, очень непродолжительным.

{345}

Глава XLII

Как ни тяжела была болезнь Олечка, но, видно, она была послана Богом не для испытания, а для поддержки мамa. Имея, о ком заботиться день и ночь, она, привыкшая к самоотверженью во имя своих, смогла побороть свою глубокую скорбь, оттеснить в глубину души невыплаканные слезы и совсем отдаться уходу за своей больной девочкой. Она даже нашла в себе силы скрывать от нее, пока она не окрепла, ужасную правду и Олечек узнала о кончине отца лишь за день до того, когда она с нами всеми поехала в Киев на панихиду сорокового дня.

Старшие девочки очень тяжело переносили наше горе и из всех нас только шестилетний Адя, не отдававший себе отчет в происшедшем, был в состоянии детски-беззаботно пользоваться деревенской свободой и своим весельем и играми вносил некоторое оживление в нашу жизнь в те ужасные пять недель, что я провела с детьми в Довторах.

Мой муж оставался всё это время в Колноберже с мамa. Было бы выше сил человеческих ей одной, с больной Олёчком, вынести кошмар этих недель.

Через несколько дней после кончины папa в Колноберже приехала комиссия для просмотра всех оставшихся дел. Все письма государя, все бумаги, имеющие государственное значение, были увезены. В Петербурге, тоже в первый день по кончине, были опечатаны {346} письменные столы папa, так что ни одного важного, или просто интересного документа в семье не осталось.

Но при разборе документов в Колноберже присутствовал мой муж и ознакомился с частью из них. Наиболее интересной являлась незаконченная, написанная в последние дни жизни папa, работа о будущем политическом устройстве России.

Мой отец писал в ней, что он принял Россию в анархическо-хаотическом состоянии и поэтому единственно возможным было вначале "захватить ее в кулак". И, проведя земельную реформу, долженствующую уничтожить опаснейшую для России партию социал-революционеров, начать "постепенно разжимать кулак".

Уже через год после кончины моего отца ему были воздвигнуты памятники в Киеве, Гродне и Самаре. В течение первых месяцев после кончины были собраны по подписке громадные суммы на эти памятники. В Киеве соорудили грандиозный, прекрасный по идее и исполнению бронзовый памятник, поставленный перед городской Думой. Исполнителем этой столь же художественной, сколь поразительной по сходству статуи был скульптор Скименес - итальянец, видевший папa раз в жизни.

Он этот единственный раз был в театре во время рокового представления первого сентября. Скименес видал его лицо, когда он последний раз в жизни, выпрямившись во весь рост, истекая кровью от смертельной раны, собрал все свои физические и духовные силы, чтобы слабеющей рукой благословить царя, за которого отдал жизнь свою.

И это лицо произвели на скульптора такое впечатление, что он на память, так за этот один момент запечатлелись в его сознании черты папa, изобразил его лучше, чем это были в состоянии сделать другие скульпторы, знавшие моего отца раньше. На этом памятнике высечены были слова, которые еще так недавно слыхала я из уст {347} папa: "Не запугаете" и "Вам нужны великие потрясения, нам нужна Великая Россия" и "Твердо верю, что затеплившийся на западе России свет русской национальной идеи не погаснет и скоро озарит всю Россию". А на передней стороне памятника стояли красноречивые в своей лаконичности слова: "П. А. Столыпину - Русские люди".