Николай Скоморохов - Боем живет истребитель

И вдруг сюрприз: встречается пара или четверка, не скованная никакими условностями, вольная как ветер. В воздушном бою любая необычность в поведении противника действует на психику, настораживает, вызывает беспокойство, тревогу, замешательство. Так было и с гитлеровцами: они начали паниковать. Нам это, само собой разумеется, на руку. В первых же вылетах мы с Красновым сразили один Ме-109.

Дрались и другие наши летчики, но безрезультатно. Нам бросилось в глаза, что в их действиях все же много шаблона, к которому враг уже привык, выработав свои методы противодействия. Ясно было, что новые приемы сами собой не так просто даются, надо переходить к настойчивым поискам.

Так рассуждали мы с Красновым в один из вечеров после напряженного дня. И тут он хлопнул себя ладонью по лбу:

– Коля, говорят, новое – это забытое старое. Я тебе выскажу идею, которую год назад в своем полку не смог «пробить». Может, сейчас она послужит нам, а?

Все гениальное – необычайно просто. Мысль Краснова сводилась к следующему: при схватке с противником боевые развороты завершать выходом в обратную сторону.

Я сразу хорошо понял Краснова.

Обычный боевой разворот – фигура известная. Ею пользуются все без исключения истребители. К ней привыкли и приспособились, ею никого не удивишь. А вот то, что предложил Краснов, – совершенно новое, новаторское решение, своего рода открытие.

Когда рождается что-то новое, не терпится его немедленно испробовать, испытать. На второй день чуть свет мы с Красновым поднялись в воздух, попробовали выполнить доселе невиданную фигуру. Получилось! Прекрасно получилось. А ну-ка, разыграем между собой воздушный бой…

Дело было над нашим аэродромом. Все высыпали на летное поле, наблюдая за нами. И все недоумевали: мы сражались по каким-то неписаным правилам, совсем не похожим на те, что все знали.

Ни Краснов, ни я не смогли атаковать друг друга. Необычное завершение фигуры открывало нам большие новые возможности.

Недаром говорят: тактика – тоже оружие.

У нас появилось оружие, которое сразу намного увеличило наши шансы, повысило нашу неуязвимость. И главное – овладеть им не стоило большого труда.

Наш боевой разворот был представлен для утверждения как новая фигура в вышестоящий штаб. Когда дело дошло до Москвы, выяснилось, что там уже есть такое же представление из другой армии. В этом не было ничего необычного – счастливая мысль могла прийти в голову не одному лишь Краснову. Важно то, что она наконец «пробила» себе дорогу, была по достоинству оценена и признана.

Постепенно у нас складывалась только охотникам присущая тактика действий. Линию фронта пересекали при полном радиомолчании. Шли, как правило, на бреющем: на криворожско-никопольском направлении гитлеровцы стали использовать радиолокаторы. Смутным было наше представление о них, но знали: с их помощью мы можем быть обнаружены, вот почему прибегали к крайне малым высотам.

В указанном районе старались появляться со стороны солнца. Там ходили парами в поисках врага. Если не находили его в воздухе, штурмовали наземные цели, выбирая их по своему усмотрению. Встречали «мессеров», «фоккеров» – связывали их боем, в самый подходящий момент использовали свой новый прием, который, как правило, приносил нам успех. Но вражеские летчики – тоже не простаки. Вскоре и они станут увертываться от наших приемов тем же способом.

Каждый воздушный бой мы тщательно анализировали, извлекали для себя уроки, делали выводы.

Краснов особенно много внимания уделял взаимодействию в парах. Он предъявлял высокие требования к командиру пары, который, по его понятию, подобно архитектору, должен еще до закладки фундамента видеть контуры будущего здания, представлять себе, как может сложиться воздушная схватка. «Ведущий-творец боя!» – это Краснов настойчиво внушал каждому из нас.

– Если цель своевременно замечена, быстро и правильно занята исходная позиция, дерзко и решительно проведена атака – вы неизменно поставите противника в положение обороняющегося, – убежденно говорил командир эскадрильи. – А в обороне, всем известно, не развернешься, она сковывает инициативу, ограничивает свободу маневра, что уже само по себе равносильно поражению. Вот так должен действовать, организовывать бой свободный охотник. Были у Краснова и на ведомого свои сложившиеся взгляды. Главную его функцию он видел в защите командира, обеспечении полной безопасности. А это требовало особого мастерства и исключительной выдержки. Ведомые нередко увлекались атаками противника, забывали о своей главной обязанности и в результате подводили себя и ведущего.

– Научишься оберегать командира – будешь потом сам ценить ведомых. Взаимодействие пары предполагает обоюдную заботу друг о друге, в противном случае успеха не видать, – поучал летчиков майор Краснов.

Постепенно наши пары превращались в своеобразные «летающие крепости» – к ним никто не мог подступиться, а их огонь был неотразим. Боевая взаимовыручка незаметно вырастала в большую воинскую дружбу. В эскадрилье складывался прекрасный, сплоченный коллектив, где все – успехи, неудачи, радости, горести – было общим, где каждый стоял горой за другого.

Олега Смирнова мы наделили партийной властью, Анатолия Володина – комсомольской. И сразу же почувствовали результаты их деятельности: начали по очереди выпускать юмористический боевой листок, проводить политические информации. Помню, какую бурю гнева вызывали в наших сердцах материалы о судебных процессах над изменниками Родины. Для меня все гитлеровские прислужники были на одно лицо – похожими на того старосту, которого видел на Кубани.

…Наша боевая деятельность была в разгаре, когда пришло извещение о том, что в Днепродзержинске состоится летно-тактическая конференция 9-го смешанного авиакорпуса.

Ехать пришлось мне: за два дня до вызова от нас внезапно ушел майор Краснов в полк Онуфриенко.

Мы предчувствовали, что человек с таким опытом и умом долго не задержится на одном месте. Но когда узнали о его перемещении – всем стало грустно. Понимали: в должности заместителя командира полка Краснов принесет больше пользы, однако им еще не было сказано последнее слово в должности командира эскадрильи охотников. Я намекнул об этом Григорию Онуфриенко, тот совершенно неожиданно ответил:

– Последнее слово за тобой, Скоморох, принимай эскадрилью – это приказ комдива.

Опешив от такой новости, я не знал, что сказать: мне не нравилась скоропалительность назначения.

– Все будет хорошо, Скоморохов, – добавил Онуфриенко, видя мое замешательство. – Эскадрилья в оперативное подчинение передана полку, так что рассчитывай на мою поддержку и помощь…