Рене Фюлёп-Миллер - Святой дьявол: Распутин и женщины

Отвратительное преступление, жертвой которого пал Григорий Ефимович, с самого начала вызвало сильное негодование и возмущение императора. По возвращении из Ставки он встретил придворных словами:

— Мне стыдно перед всей Россией за то, что мои родственники запятнали руки в крови этого человека.

Император одобрил все меры, принятые его супругой в его отсутствие против убийц. И великий князь Дмитрий, и князь Юсупов находились под строгим контролем и домашним арестом. Князь Юсупов сразу же после свершения преступления отправился во дворец Дмитрия Павловича, так как полиция не имела туда доступа, там друзья вместе ожидали решения своей судьбы. Между тем развернулась острая борьба между царской четой и партией великих князей. Царь Николай требовал наказать обоих преступников, не считаясь ни с чем, но это решение вызвало бурное негодование великих князей. В частности, великий князь делал все для прекращения дела против убийц: он отыскал министра юстиции Добровольского, гневно разнес его и в грубой манере приказал немедленно остановить судебный процесс. Но министр не дал запугать себя, сослался на особые приказы государя и добился, чтобы великий князь обратился лично к царю. Разговор с царем был настолько бурным, что крики разносились далеко за пределами кабинета, ну и, конечно, все закончилось тем, что царь указал ему на дверь.

Тем не менее, слабая воля царя сказалась и на этот раз: в конце концов он дал себя уговорить, отказался от намеченного ранее строгого наказания и ограничился ссылкой великого князя в Персию, а князя Юсупова в собственное удаленное имение. Каким бы мягким ни было наказание, оно все-таки вызвало у великих князей озлобление, и все члены императорского дома потребовали отмены ссылки Дмитрия. Но царь лишь написал на полях прошения: «Ни у кого нет права убивать!» и не отменил своего приказа.

«Патриотический геройский поступок» князя Юсупова и его сообщников вскоре показал, чем он был на самом деле: настоящей подлостью, трусливым убийством из-за угла. Поведение заговорщиков после совершения преступления сработало против них. Ведь эти «патриоты» совсем не собирались открыто сознаться в содеянном и ответить за него; напротив, они лихорадочно пытались отвести от себя всякие подозрения, лгали без стыда и совести, чтобы обезопасить себя.

Князь Юсупов, молодой дворянин, родственник царя, не колеблясь ни минуты, присягнул перед императрицей, обманывая ее, и уже в следующую минуту его клятвы были признаны необоснованными. Он предпочел сохранить правду для последующих, уже тогда задуманных мемуаров.

Так же, как и он, вели себя и его сообщники: ни великий князь Дмитрий, ни хвастливый депутат Думы Пуришкевич не посовестились упорно отрицать очевидную правду.

Народ своей здоровой интуицией сразу понял, что в данном случае не может быть и речи о героическом поступке, это просто заурядное преступление. Конечно, падкая до сенсаций столичная публика, ликуя, приветствовала убийц, отдельные возбужденные и честолюбивые горожане заговаривали друг с другом на Невском проспекте, поздравляя с убийством Распутина, потому что бесконечные пересуды в салонах и выступления в Думе создали Распутину славу настоящего преступника. Все те, кто тщетно стремился через посредничество старца к новым должностям, получению концессий или заключению грязных сделок, теперь громко кричали об освобождении отечества от кошмара.

Совершенно по-иному убийство старца подействовало на простых крестьян. Для них Григорий Ефимович всегда был одним из них, мужицким заступником при дворе, единственным среди всех этих знатных и богатых господ, действительно защищающим интересы народа. Крестьяне любили своего старца, приняли известие о его убийстве как величайшую несправедливость и глубокую обиду. В тысячах сибирских изб оплакивали Григория, этого крестьянина, ушедшего в Петербург, чтобы открыть царю истину о жизни народа, за что его и убили придворные.

Многие суеверные люди из провинции видели в убийстве Распутина даже роковое знамение и озабоченно повторяли его слова: «Если я умру, то и царь вскоре лишится своей короны!»

На Путиловском заводе, Балтийской верфи и Выборгской стороне начались опасные волнения: недовольные рабочие проводили собрания, бастовали, ораторы призывали к мятежу, к борьбе против роста цен, правительства, даже против царя. Полиция требовала помощи армии, но вызванные войска стреляли по полицейским, а не по мятежникам.

«Какое страшное время мы сейчас переживаем! — пишет императрица супругу. — Я чувствую тебя и страдаю с тобой еще больше, чем могу выразить словами. Но что я могу поделать? Мне остается только молиться. Наш дорогой друг Распутин молится за нас, теперь он еще ближе к нам. Но как бы хотелось услышать его спокойный, утешающий голос.

22 февраля 1917 года».

В последующие дни и недели возмущение росло прямо на глазах. В Петрограде царил жуткий холод, не было дров. Люди голодали, не было хлеба. Бедные люди осаждали булочные, приходилось стоять ночами в длинных очередях; часто толпа теряла терпение и, не долго думая, грабила булочные. Царица не раз вспоминала слова Григория Ефимовича, сказанные императору незадолго до смерти, что самое важное прийти на помощь бедным и голодным, «чтобы народ не потерял веру в любовь царя». Теперь Распутин был мертв, к его совету не прислушались, и последствия не заставили себя ждать. Народ выходит на массовые демонстрации, требуя хлеба и мира, на Невском проспекте почти ежедневно проходили вооруженные столкновения, полицейских избивали и даже убивали. Волнение все более переходило в выступление против целой системы, против правительства, царя. Демонстранты пели «Марсельезу» и бурно требовали отставки министров и отречения царя. Правительство уже не могло справиться с ситуацией, оно самораспустилось, министры бежали по одиночке. Вскоре восстал гарнизон, даже лейб-гвардия под барабанный бой перешла на сторону революционеров.

В это критическое время император находился в Ставке, далеко от Петрограда. Уже после первых волнений он заметил своему окружению, что охотно готов отречься, если народ этого действительно хочет. Он готов вернуться в Ливадию и там посвятить себя милому сердцу цветоводству. Но когда из столицы стали поступать все более тревожные сообщения, он, как и раньше часто случалось, изменил свое решение и велел направить в Петроград наскоро укомплектованную армию, приказав оружием подавить восстание. Но и эта армия без борьбы перешла на сторону революционеров, и тогда император вынужден был признать, что его положение стало безнадежным. 15 марта он в купе дворцового поезда на маленькой станции между Ставкой и Царским Селом передал делегату Думы акт об отречении.