Борис Черток - Книга 4. Ракеты и люди. Лунная гонка

В начале 1971 года к нам в ЦКБЭМ приехал Василий Рябиков. Наш контакт с ним начинался еще в Германии. Об этом я писал еще в первой книге. Напомню, что нарком вооружения Устинов послал своего первого заместителя Василия Рябикова разобраться, что такое Фау-2, ракетная техника и что производили в Бляйхроде. Он был первым из руководителей Министерства вооружения, который решил, что это то, чем должно заняться министерство после или даже вместо пушек и, конечно, за счет количества пушек.

В начале пятидесятых годов Рябиков руководил спецкомитетом по созданию комплексов ПВО.

В 1957 году Рябиков был председателем Государственной комиссии по пускам первой ракеты Р-7.

К нам в ЦКБЭМ он приехал в 1971 году как первый заместитель председателя Госплана ознакомиться, чем мы теперь занимаемся. Он не скрывал удовлетворения от того, что увидел и услышал.

За обедом зашел ставший уже обычным разговор об отставании и даже застое в других отраслях народного хозяйства. Рябиков сказал:

– Да, идут подспудные процессы, которые наши экономисты не могут толком объяснить. У нас под количеством и темпами развития понимают одно и то же. Это было нужно. Но теперь это ошибка политическая, которую не так просто исправить. Вот вам типичный пример. Наша станкостроительная промышленность в свое время освоила неплохие универсальные станки и все время наращивала их количественный выпуск. Станкостроители вышли на высочайшие показатели по производительности труда в серийном производстве. А в целом народное хозяйство от этого проигрывает, потому что нужны новые специализированные станки гораздо более высокого качества. Станки, по количеству которых мы ставим рекорды, отстали от мирового уровня на десять лет. Вот для вас мы вынуждены в каждое постановление вписывать пункт о выделении валюты для импорта современных станков, приборов и лабораторного оборудования. То, что мы приобретаем за границей, по технической сложности, уверяю вас, проще вашей техники. Но чтобы подобное освоить в других наших отраслях, нужны серьезные экономические реформы. Пока мы не решили, что надо делать, чтобы промышленность сама была кровно заинтересована в обновлении, пусть в ущерб количеству. Вы этого добились, но какой ценой! Для вас, для атомщиков, для тех, кто обеспечит нам паритет по стратегическим вооружениям с Америкой, мы создаем необходимые условия очень дорогой ценой. Вы этого заслуживаете. Но для всех других, которые, между прочим, вас кормят, мы таких условий создать не можем.

Рябиков был прав в том, что для достижения политического и стратегического паритета военно-промышленному комплексу и обеспечивавшей его науке за счет ресурсов всей страны создавались условия, о которых другие отрасли не смели и мечтать. Нам не завидовали – нам верили и на нас надеялись. Не всегда мы оправдывали эти надежды. Однако спустя десятилетия мир убедился, что изделия нашего военно-промышленного комплекса не только по количеству, но и по качеству превосходили аналогичную продукцию передовых капиталистических стран.

События, связанные с последним, четвертым по счету, пуском Н1-Л3 №7Л, я вспоминаю и описываю в ноябре-декабре 1998 года. Этот пуск состоялся 24 ноября 1972 года. И до сих пор продолжаются споры, надо ли было проводить этот пуск. Правильно ли мы поступили? Для меня и для большинства участников грандиозной ракетной эпопеи все, что произошло тогда с Н1, было личной трагедией.

15 августа 1972 года Мишин провел заседание Совета главных конструкторов по Н1. Все главные дали положительные заключения по своим системам и дружно высказались за подготовку к пуску.

21 августа Государственная комиссия согласилась с предложениями Совета главных и утвердила график работ. Через неделю Мишин заболел.

Но все по порядку.

Мишина положили в «кремлевку» в Кунцеве. Обязанности главного конструктора стал выполнять его первый заместитель Охапкин. Он старался вникнуть в каждое нерешенное дело. Не обладая искусством «спихотехники», Охапкин буквально задыхался от обилия проблем, за которые отвечал лично, и тяжести свалившихся на него забот.

В одно из воскресений он все же вырвался отдохнуть на дачу в Загорянке. Как потом рассказывала его жена Клавдия Алексеевна, с прогулки по лесу, а был он страстный грибник, Сергей Осипович шел домой странной, необычной походкой. Врачи потом удивлялись, как он вообще дошел до дома: у него развивался инсульт. Хлопотами наших покровителей Охапкин также оказался в кунцевской больнице. Министр возложил на директора завода Ключарева обязанности начальника предприятия, а на меня – обязанности главного конструктора.

Теперь я начал задыхаться. После гибели экипажа «Союза-11» в июне 1971 года наступил длительный период доработок систем космического корабля. В этот период у нас не было пилотируемых полетов. Это в какой-то мере облегчало мое положение. Американцы с июля 1971 по апрель 1972 года совершили еще две экспедиции на Луну. Их лунные успехи давили на нашу психику гораздо сильнее, чем секретная информация об очередной модернизации и установке на дежурство сотен «Минитменов». По общему количеству стратегических ядерных средств и прежде всего межконтинентальных ракет мы уверенно догоняли США. Никто из нас не верил в реальную возможность ракетно-ядерной перестрелки, но это никого и не успокаивало.

В самом начале сентября 1972 года меня вызвал министр Афанасьев. В его кабинете находился Анатолий Кириллов.

«Опять что-то случилось на полигоне», – засосало у меня где-то внутри.

До июня 1969 года Кириллов был заместителем начальника НИИП-5, по современному – Байконура. Без увольнения с действительной военной службы он перешел на работу в аппарат

Минобщемаша. Формально он исполнял должность заместителя начальника 3-го Главного управления, а фактически был одним из ближайших советников министра по летным испытаниям космических комплексов.

– Видишь ли, какое дело, – начал издалека, обращаясь ко мне, Афанасьев, – на полигоне в ближайший месяц, я так надеюсь, мы закончим подготовку Н1 №7Л – дело идет к тому, что в конце октября возможен пуск. А у нас возник кризис с техническим руководством. Мишин и его первый заместитель Охапкин в больнице. Я навел справки по медицинской линии, мне дали неутешительные ответы. Ни тот, ни другой выехать на полигон и участвовать в работе Госкомиссии в ближайшем будущем не смогут. Мишина обещают только к концу года восстановить и выписать, а у Охапкина был настоящий инсульт. И без врачей мы знаем, что это такое. Мы здесь посоветовались, в том числе и с Келдышем, и решили: пока Мишина нет, тебя назначить и.о. технического руководителя Госкомиссии по пуску Н1-Л3 №7Л.