Борис Черток - Книга 4. Ракеты и люди. Лунная гонка

После нашей долгой предновогодней беседы у Пилюгина я убедился, что даже он, верный соратник Королева, не считает высадку на Луну нашей главной задачей. Его лично больше всего занимала проблема пусков боевых твердотопливных ракет Надирадзе с подвижных стартовых систем, техника разведения боевых головных частей, разработка собственных бортовых вычислительных машин и конкурентоспособной системы дистанционного управления, контроля и пуска боевых ракет. Пилюгина время от времени настолько увлекал сам процесс технологии разработки, что о конечной цели он как бы забывал.

Впрочем, предаваться мрачным размышлениям времени не оставалось. В начале года отмечали наши очередные победы в космосе: 14 и 15 января были выведены «Союз-4» с космонавтом Владимиром Шаталовым и «Союз-5» с космонавтами Борисом Волыновым, Алексеем Елисеевым и Евгением Хруновым. «Союзы» произвели автоматическую стыковку, после чего Елисеев и Хрунов через открытый космос перебрались в корабль Шаталова.

Во время этих операций в космосе я, Трегуб, Раушенбах, Бушуев находились в евпаторийском центре управления. Мишин вместе с Керимовым и министром Афанасьевым прилетели после пуска «Союза-5». Конечно, вместе с нами участвовали в этой по-настоящему увлекательной работе десятки ведущих специалистов, за которыми были серьезные долги по H1-Л3. Но на время таких событий мы все забывали о H1-Л3. В том числе и министр – председатель Госкомиссии по Н1-Л3.

Первая пилотируемая стыковка, да еще с переходом из корабля в корабль через открытый космос прошла очень гладко. Среди всех участников полета своей организованностью, честностью докладов и работы особенно выделялся Шаталов.

Старт Шаталова был назначен на 13 января. Мы не верили в роковое влияние «числа 13». На этот раз древняя примета себя показала. В 10 часов 30 минут Шаталов удобно устроился в корабле и начал переговоры с бункером. Все шло прекрасно. Перед самым стартом, когда у ракеты уже никого не было, поступил с пульта доклад о снятии готовности гироприборов носителя. При температуре воздуха минус 24 градуса да еще и «с ветерком» начинать замену гироприборов, имея на борту корабля космонавта, было рисковано. Шаталова благополучно выдворили. Он не унывал и пошутил, что «произвел самую точную посадку». Гироприборы заменили, все наземные кабели перепроверили и пуск благополучно осуществили на следующий день.

Вместе с большой группой специалистов и болельщиков я переживал эти события по скупым донесениям в Евпаторию с полигона.

«Союз-4» произвел посадку нормально, а «Союз-5», в котором оставался один космонавт Волынов, – нештатно. Бытовой отсек не пожелал отделиться по электрической команде от спускаемого аппарата. Он оторвался только при входе в атмосферу. Спуск был баллистическим с большими перегрузками, корпус спускаемого аппарата вошел в атмосферу ориентированным с ошибкой в 180 градусов и едва не прогорел до дыр. Однако Волынов чудесным образом остался жив и здоров. По этому поводу местные поэты сложили белый стих, использовав фамилии членов экипажей:

ПоШатались,

ПоВолынили,

Ни Хруна не сделали,

Ели сели.

Но смеялись мы не долго. Нависал, буквально нависал пуск Н1 №3Л.

18 января в Евпатории за обедом в офицерской столовой мы «активно» отметили день рождения Мишина и чудесное спасение Волынова. После хорошего обеда Мишин с Керимовым, Каманиным, Пономаревым и Береговым вылетели на полигон для встречи космонавтов и отправки их на московские торжества. На следующий день утром вылетели в Москву и мы.

Когда возвращались в Москву, изрядно отметив в самолете счастливый конец наших треволнений, я сказал Бушуеву:

– Это двенадцатая посадка 7К-ОК. И вот такие неожиданные фокусы. Для Л3 проектируем другой спускаемый аппарат и другую систему спуска. Сколько надо предварительно спустить со второй космической скоростью аппаратов, чтобы быть уверенными?

– Сейчас лучше об этом и не думать, – отмахнулся он.

В самолете было шумно и весело. Шутки и смех снимали напряжение четырех стрессовых суток.

В Евпаторийском центре осталась команда Бабакина, управляющая полетами «Венеры-5», запущенной 5 января, и «Венеры-6», запущенной 10 января. Пока у них все было в порядке. Я бы сказал, даже более чем в порядке. Бывают же такие совпадения! В промежутке между пусками этих двух «Венер» 8 января вышло постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР «О плане работ по исследованию Луны, Венеры и Марса автоматическими станциями».

Это постановление было разработано Бабакиным при самом активном участии и поддержке Келдыша. На ближайшие пять лет для коллектива Бабакина и связанных с ним многих ученых перспектива была четко расписана. Эстафета автоматов, переданная Бабакину Королевым, попала в руки энтузиастов, которые не скрывали своей радости и от первых успехов, и от открывшейся перспективы.

Общаясь с Бабакиным и его товарищами, я с досадой отмечал, что подобный жизнерадостный оптимизм в коллективе ЦКБЭМ угасает. И связано это не только с разбродом и шатаниями по программе пилотируемых полетов и успехами американцев.

22 января все руководство ЦКБЭМ фактически не работало сначала готовилось, а затем отбыло в Кремль на очередную торжественную встречу сразу четырех новых космонавтов.

Нет, не зря еще Иван Грозный устраивал в Кремле трапезы. Обильное застолье на время снимает стрессовое состояние.

Несмотря на обилие лучших сортов алкогольных напитков и великолепные кремлевские закуски на любой вкус, за нашим «конструкторским» столом вспыхивали разговоры об очередной аварии УР-500К и предстоящем пуске Н1.

Между благополучным возвращением на Землю четырех космонавтов и их торжественной встречей в Кремле вклинилась очередная авария при пуске 7К-Л1. На 501-й секунде активного участка один из четырех двигателей второй ступени не доработал 25 секунд. Система безопасности ракеты-носителя дала команду САС на спасение космического корабля. В который раз мы убедились в надежности САС! Но облет Луны снова сорван. За праздничным столом в Кремле председатель Госкомиссии Тюлин явно завидовал председателю Госкомиссии Керимову.

Утром 23 января Мишин обзвонил своих замов, чтобы сообщить, что Афанасьев решил проверить, как мы себя чувствуем после банкета, и намекнул, что неплохо было бы в ближайшие дни собрать узкий Совет главных по поводу предстоящего пуска Н1 и вообще поговорить о программе лунной экспедиции.

Договорились провести совет 27 января. Этот совет, проводившийся, насколько я понимал, по настоянию Афанасьева и Келдыша, был необычным. Главные конструкторы не отчитывались о готовности своих систем к первому пуску. Эти отчеты отложили до большого сбора на полигоне.