В Брачев - Богатыри русского политического сыска

Увольнение Рачковского, пишет в связи с этим петербургский историк Феликс Лурье, произошло вовсе не потому, что нового министра не удовлетворяли его моральные и деловые качества. Начальство беспокоил интриганский стаж и опыт Петра Ивановича, а также огласка его приверженности провокации.

И ничто иное [149].

Дело, думается, все же в другом. При всем уме, сметливости и прочих талантах Рачковского самостоятельная политическая игра ему оказалась не по плечу. Будучи на своем месте в Париже, он так и не сумел в должной мере адаптироваться к непривычной для себя экстремальной обстановке бюрократического Петербурга 1905-1906 годов.

О последних годах жизни Рачковского известно мало. Можно предположить, что он по-прежнему продолжал служить в Гута Банкова в Варшаве. 10 тысяч рублей в год, получаемые им здесь за свои консультации - верная тому порука.

В 1909 году Рачковский был привлечен, правда, только в качестве спилетеля наряду с другими чинами охранного отделения (Д.В.Герасимов, Л.А.Ратаев)

по скандальному делу бывшего директора Департамента полиции А.А.Лопухина [150]. Как видно из опубликованных документов (деловое письмо его бывшего сотрудника Е.Н.Шелькинга из Парижа от 5 апреля 1910 года) он по-прежнему продолжал внимательно следить за Европой и еще многое мог [151].

Умер П.И.Рачковский 19 октября (1 ноября) 1910 года на железнодорожной станции Режица (ныне г. Резекне, Латвия) на пути в Варшаву от "разрыва сердца". Газетное сообщение, что покойному было 52 года [152], не соответствует действительности. На самом деле Петру Ивановичу шел в это время 60-й год. К сожалению, место погребения Рачковского неизвестно.

Скорее всего, это могло быть его собственное имение в одной из западных губерний.

Незадолго перед смертью Петр Иванович занялся приведением в порядок своих бумаг и написанием мемуаров. Заслуживает внимания категорическое отклонение им лестного предложения известного журналиста Владимира Бурцева о продаже некоторых из имевшихся у него документов. Примечательна и мотивировка отказа. Его документы и воспоминания, заявил будто бы Рачковский, "не должны исчезнуть в революционных подпольях, но перейти в руки историка с тем, чтобы осветить некоторые моменты в жизни некоторых героев, которые были бы без его бумаг неправильно истолкованы ..." [153].

И хотя закончить воспоминания Рачковский не успел, отдельные наброски их, судя по всему, действительно существовали, причем отрывки из них якобы были переданы им "некоторым друзьям" по Департаменту полиции [154].

Дальнейшие следы личного архива Рачковского ведут нас в Париж, куда их вывез, как надо полагать, обосновавшийся, после окончания С.-Петербургского училища правоведения (1909 год), во Франции его сын Андрей [155].

В 1930 году бумаги Рачковского видел Борис Николаевский, безуспешно искавший документы о причастности их бывшего владельца к созданию "Протоколов Сионских мудрецов" [156].

После Второй мировой войны следы архива Рачковского затерялись.

Брачев В.С. Богатыри русского политического сыска

Леонид Александрович Ратаев

После П.И.Рачковского имя Л.А.Ратаева принадлежит, пожалуй, к наиболее известным среди деятелей политического сыска дореволюционной России. И это не случайно. Леонид Александрович работал в Департаменте полиции едва ли не со времени его основания. Именно он являлся наставником и фактическим руководителем известного Евно Азефа и долгие годы "вел" его. Предотвращение целого ряда крупномасштабных террористических актов, которые готовили социалисты-революционеры, - его несомненная заслуга. В течение многих лет Л.А.Ратаев держал, по сути дела, в своих руках и всю секретную агентуру Департамента полиции. Хорошо показал себя он и в должности заведующего Заграничной агентурой Департамента (1902-1905 гг.), поставив и подчинив своему непосредственному влиянию практически все самостоятельные ранее центры русской политической полиции в Берлине, Силезии, Галиции и на Балканах.

Однако должного внимания историков фигура Л.А.Ратаева так и не привлекла.

Удивляться тут нечему. Все симпатии советской историографии были на стороне тех, кто боролся с государством, подрывал устои империи, а не тех, кто их защищал. Отсюда непреходящий и неподдельный интерес советских историков к подпольной террористической деятельности "Народной воли" и "Боевой организации"

социалистов-революционеров, идеализация и героизация зачастую неприглядного облика которых - прямое дело их рук.

Число книг, статей и диссертаций, посвященных "подвигам" гриневицких, халтуриных, балмашевых и других террористов, беспощадно расправлявшихся с царскими министрами, губернаторами, генералами и жандармами, поистине необозримо.

Л.А.Ратаев имел "несчастье" принадлежать к прямо противоположному сорту людей. В искоренении терроризма и нейтрализации усилий революционеров всех мастей, вкупе с "прогрессивной общественностью", направленных на подготовку революции в России, он видел не только служебный, но и свой прямой нравственный долг. Крайняя скудость литературных данных о Л.А.Ратаеве вследствие этого закономерна: не тот, так сказать, "герой".

Представитель старинного дворянского рода, страстный, увлекающийся человек, в перерывах между свиданиями со своими секретными агентами на конспиративных квартирах ухитрявшийся писать неплохие пьесы для театра, выступая одновременно в ролях "первого любовника" в спектаклях Петербургского драматического кружка [157] - Л.А.Ратаев был слишком яркой, нестандартной фигурой на блеклом фоне своих сослуживцев по Департаменту. Ведь пьеса этого "полицейского служаки" "Облачко" шла даже на сцене знаменитого Александринского театра. Самое удивительное, однако, это постановки его пьесы "Дон Жуан Австрийский" рядом советских театров в Ярославле (1923 год) и Харькове (1924 год). Зная об увлечении Л.А.Ратаева театром, его подчиненные стремились не отставать от своего шефа. Известен, например, чиновник Департамента Зайцев (между прочим, выпускник юридического факультета Санкт-Петербургского университета), подвизавшийся в Драматическом кружке в качестве суфлера.

Не приходится удивляться поэтому и разноречивости оценок профессиональных качеств Л.А.Ратаева. "Человек далеко не глупый, Ратаев не был пригоден для этого ответственного поста. Светский человек, Дон Жуан и записной театрал, - к своей полицейской работе он относился как чиновник. Больше двух десятилетий службы в Департаменте на ответственных постах дали ему знание техники полицейского дела". Что же касается собственно сыска, то им он "интересовался только по обязанности, он его не захватывал, свою душу ему он не отдавал.

Это прекрасно видели те, кто в то время стоял во главе Департамента полиции.