Евгений Савицкий - Небо — для смелых

Характерно и закономерно: уже в первых же воздушных боях с фашистскими стервятниками советские летчики при необходимости решительно и смело шли на таран. Не говорю уж о чисто профессиональной стороне дела. Конечно, нужно было обладать отличной техникой пилотирования, отличным глазомером, великолепно знать и чувствовать самолет, уметь в кулак собрать всю свою волю, чтобы хладнокровно и точно нанести по вражеской машине удар винтом или крылом своего истребителя. Более того — без колебания и твердо идти. в лобовую атаку на самолет противника. Так побеждать — это значит побеждать не просто профессиональным мастерством и мужеством, но прежде всего прочно воспитанной, сформированной в себе готовностью к подвигу, беззаветной самоотверженностью во имя Родины. Ибо только этой высшей готовностью к самопожертвованию можно правильно объяснить факты неоднократного применения такого приема, как таран.

В ходе первого сражения в небе Кубани шестерка истребителей нашего корпуса в очередной раз вылетела для прикрытия плацдарма. На подходе к зоне она встретила две группы «юнкерсов» по 18—20 самолетов в каждой: под прикрытием «мессеров» они шли к позициям малоземельцев. Используя преимущество в высоте, наши истребители, набирая скорость, ринулись на противника. Внезапность и мастерство атаки позволили им сразу же —сбить 2 бомбардировщика, а затем еще 3. Но вот на «як» лейтенанта Ивана Федорова и на его ведомого бросилась четверка «мессершмиттов». Они сумели «оттереть» ведомого. Пара распалась. Федоров попробовал уйти энергичным разворотом, но здесь путь преградила еще пара Ме-109. Один против шестерых! Летчик обладал отличной техникой пилотирования и мог, несмотря ни на что, оторваться от врагов. Но тогда бы шесть «мессершмиттов» бросились на «яки», атакующие бомбардировщики. Федоров ринулся в атаку, его истребитель зашел в хвост ведущему «мессершмитту». Свинцовые очереди буквально раскалывают вражескую машину. Не теряя ни секунды, удачным маневром Федоров ловит в сетку прицела ведомого фашиста. Нажимает на гашетку, но пушки молчат: боезапас кончился. И вот уже к «яку» тянутся трассы от другой пары «мессершмиттов».

Федоров сваливает самолет на крыло и уходит вниз. Несколько снарядов рвут обшивку на правой плоскости «яка», но он все еще хорошо слушается рулей. Летчик бросает машину вверх на предельных перегрузках, но там, наверху, его поджидает третья пара. Фашисты это умели — брать в оборот наши самолеты при своем численном превосходстве. Но советский летчик не стал ждать нападения: он атаковал сам. Дистанция между «яком» и одним из «мессершмиттов» быстро сокращалась, пушки советского истребителя молчат, но фашист нервничает, пытается уйти. Поздно: крыло «яка» бьет по самолету врага… Иван Федоров стал Героем Советского Союза, закончил войну в Берлине.

Тогда же еще два летчика нашего корпуса — заместитель командира полка майор А. К. Янович и командир эскадрильи старший лейтенант С. И. Маковский таранили вражеские машины, не позволив им выполнить свои задания. Причем Маковский сохранил машину, сумел нормально посадить ее на свой аэродром. При освобождении правобережной Украины этот замечательный летчик вместе с ведомым Кузнецовым штурмовал фашистский аэродром в районе Большой Костромки. Зенитный снаряд подбил машину ведомого, тот произвел вынужденную посадку и успел выпрыгнуть из горящего самолета. Маковский на глазах ошеломленных фашистов сажает свой самолет, Кузнецов кое-как втиснул голову и левую ногу в кабину одноместной машины, и так они взлетели. Придя в себя, гитлеровцы начали обстреливать из автоматов советский самолет, они подскочили так близко, что один из них попал под удар самолетного винта…

Подобные подвиги советские летчики совершали на всем протяжении войны, на всех ее фронтах. Напомню лишь два ярких эпизода из этой героической летописи. В сорок первом Виктор Талалихин, прикрывая подступы к столице, совершил ночной таран — такого история авиации еще не знала. А в апреле сорок второго Алексей Хлобыстов, защищая Мурманский порт от рвавшихся туда фашистских бомбардировщиков и истребителей, в одном бою таранными ударами сбил две вражеские: машины — такого тоже не было в истории авиации.

Подчас приходится отвечать на вопрос: «А так ли уже оправдан был этот крайне, смертельно опасный прием воздушного боя?»

Для меня тут никогда не было сомнений и колебаний, я всегда считал — да, оправдан. Даже самые искусные, самые заслуженные летчики люфтваффе всегда помнили: в любой схватке любой краснозвездный самолет в любой момент готов к таранному удару. И потому они не могли не паниковать, не опасаться, а это отнюдь не способствовало их моральному и боевому самочувствию.

Буквально ужас наводили на наземные фашистские войска и огненные тараны, ураганом разносившие их маршевые колонны, мощные оборонительные укрепления, переправы. Более 600 летчиков повторили подвиг Николая Гастелло и его экипажа, настойчивый поиск историков и красных следопытов продолжает пополнять этот список все новыми именами. Важно отметить такой момент: многие экипажи подбитых машин вполне могли попытаться сесть на вынужденную посадку или добраться до своего аэродрома, а то и просто выброситься с парашютами. Могли, но, соблюдая верность воинскому долгу, предпочитали ценой гибели нанести максимальный урон врагу,

Каждый школьник в нашей стране знает о легендарном таране Н. Гастелло. Но не каждому взрослому известно, что перед событиями на Халхин-Голе инструктором героя был М. А. Ююкин. Во время боев с японскими агрессорами самолет батальонного комиссара М. А. Ююкина был подбит зенитным снарядом, и отважный пилот бросил его на вражеский дот. Вот они, истоки: ученик повторил подвиг учителя, а его пример вдохновил и повел за собой других. Поистине эстафета бессмертия…

Не могу в этом разговоре не привести и еще одного, поразившего меня до глубины души случая. Дело было в первых числах мая сорок пятого, грозно звучали заключительные аккорды штурма Берлина. А остатки разгромленных эсэсовских частей отчаянно пробивались навстречу американцам или англичанам. И вот одна такая колонна появилась в районе аэродрома, где дислоцировался один из полков корпуса. Прикрытия у нас никакого, из оружия — пистолеты, автоматы, немного ручных гранат. Как быть? Я знал, что в центре Берлина бои идут ожесточенные, танковые же наши корпуса ушли далеко вперед, к Эльбе, навстречу союзникам. Принимаю решение организовать круговую оборону аэродром» имеющимися силами, летчикам же приказываю немедленно поднять машины в воздух, перебазироваться на другой аэродром и попутно нанести по прорывающимся врагам хороший штурмовой удар. Истребители ушли в небо, и вскоре послышались разрывы бомб, яростная пулеметно-пушечная стрельба. Гитлеровскую колонну, как потом выяснилось, прикрывала плотная зенитная оборона — несколько скорострельных крупнокалиберных установок. Так же внезапно, как они и начались, суматоха и перестрелка в стороне фашистов стихли, и в это» напряженной тишине оттуда появился все укрупняющийся силуэт самолета. Истребитель заходил на посадочную полосу с явным перелетом, снижался с опасным креном, а когда, наконец, сел, его развернуло поперек полосы п сторону шоссе. Всем было ясно, что с летчиком неладно, к месту посадки помчалась санитарная машина. Мне доложили: с боевого задания вернулся капитан Дугин, перед посадкой он радировал — ранен в грудь. Через несколько минут я выслушал врача, его сообщение показалось мне невероятным: летчик получил сквозное ранение в грудь от двадцатимиллиметрового зенитного» снаряда. Как же он сумел посадить машину, выпустить при этом шасси?! Врачи пояснили, что случай действительно исключительный и объясняется только предельной мобилизацией духовных, волевых качеств пилота…