Евгений Андреев - Небо вокруг меня

Москва… Ясное зимнее утро. Полна движением площадь имени 50-летия Октября. А рядом покой заснеженного Александровского сада, величественные Кремлевские стены. Каждый раз, бывая здесь, вновь и вновь дивишься этой красоте, остро ощущаешь, как по-особенному дорога тебе столица.

С волнением вхожу в здание Президиума Верховного Совета СССР. Уже идет регистрация прибывших на торжественный акт вручения правительственных наград. Вижу немало известных людей — маршала Н. С. Скрипко, генерала армии М. М. Попова, адмирала Н. В. Исаченкова. К столу регистрации подхожу одновременно с могучим, добродушным великаном.

— Андреев, — басит он, и я сразу же узнаю известного киноактера.

— И я — Андреев, — говорю вслух неожиданно для себя.

Обмениваемся дружеским рукопожатием.

Присутствующих приглашают в Георгиевский зал для вручения наград.

Прошло почти двадцать лет с того памятного события, а мне оно помнится, будто было вчера. Мысленно возвращаясь к нему, я вспоминаю своих наставников, товарищей по парашютному спорту и испытательной работе, перебираю один за другим эпизоды своей жизни.

Мне было четырнадцать, когда началась война. В ремесленном училище, куда меня направили, в нашей группе токарей было три парня и двадцать три девочки. Новое дело освоили быстро: сказалась выучка в детдоме, где имелись столярная и слесарная мастерские, и где я провел многие часы за тисками и верстаком.

Практику наша группа проходила на Серовском металлургическом заводе. Работать приходилось и в ночные смены. Девчонкам поначалу было особенно тяжело. Покрасневшие веки сами опускались, рука теряла твердость, ломались резцы. Нам, мальчишкам, тоже хотелось спать, но мы старались не показывать вида, подбадривали девчонок.

Когда погнали от Москвы фашистов, мы радовались еще потому, что это и наш труд, бессонные ночи влились в стремительный натиск советских войск, в беспощадный удар по фашистам.

Осенью 1942 года по окончании ремесленного училища меня направили на один из оборонных заводов. Как я обрадовался, когда узнал, в выпуске какой продукции буду участвовать. Весь заводской двор был уставлен танками.

Я точил болванки и представлял, как мои снаряды разят фашистов. После пяти выточенных болванок делал стойку на одной руке. И забава, и разминка.

Завод увеличивал выпуск танков. Для обкатки и испытания боевых машин не хватало механиков-водителей, и я узнал, что меня переводят в сборочный цех помощником механика-водителя. Конечно, очень обрадовался, так как появилась реальная возможность научиться водить грозную машину. С завистью смотрел я на танкистов, приезжавших на завод за новыми машинами, ловил каждое слово из рассказов о танковых боях.

Вскоре моя мечта самому испытывать танки исполнилась. Но первая же доверенная мне для обкатки машина вышла из повиновения. Когда я дал газ и отпустил сцепление, машина, вместо того чтобы плавно выползти из сборочного цеха, ринулась на ворота, затрещали доски. В довершение всего танк наехал на аккумулятор, который случайно оказался у входа в цех. Пришлось мне тогда выслушать немало нелестных слов от начальника цеха и инженера. Зато навсегда сделал для себя железным правило: пока не уверен в себе, не изучил досконально машину, не начинай движение. Если же создалась непредвиденная ситуация, не теряйся, не суетись, действуй хладнокровно и с умом. Этот случай стал уроком на всю жизнь.

Зато сколько радости было управлять машиной, когда научился этому. Потянешь резко на себя рычаг, и тяжелый танк, словно ужаленная собачонка, завертится на одном месте. Еще несколько маневров рычагами и педалями, и машина, будто сорвавшись с цепи, устремляется вперед, а затем, набрав скорость, послушно замирает на двух-трех метрах от препятствия. Через несколько месяцев, в течение которых мне не раз доставалось от старших механиков за лихую езду, я стал общепризнанным виртуозом-водителем.

Как все мальчишки военной поры, я рвался воевать. Когда приезжали бойцы за отремонтированной техникой, упрашивал их взять с собой. Отвечали, что маленький.

Обидно было слышать такое, и пришло решение искать другие пути, чтобы попасть на фронт.

Однажды поздней ночью сел в один из погруженных на железнодорожную платформу танков и терпеливо стал ждать, когда эшелон тронется в путь. На рассвете сквозь сон, наконец, услышал, как на стыках рельсов все торопливее застучали колеса. Но доехать до фронта не удалось. Меня обнаружили и отправили обратно.

Около двух лет проработал на заводе. За это время основательно познакомился с техникой, полюбил ее на всю жизнь. А главное — прошел рабочую школу. Рабочий коллектив дал мне хорошую моральную, волевую и физическую закалку, окончательно сформировал характер. Именно он помог мне преодолеть все невзгоды, стать на ноги и смело смотреть в будущее.

Это не будет правдой, если скажу, что с детства грезил авиацией. Была у меня другая мечта — стать моряком. Почему моряком? Наверное потому, что по моим представлениям моряки были самыми смелыми людьми. Не раз перечитывал я рассказы К. Станюковича, В. Вишневского, А. Новикова-Прибоя.

В ноябре 1943 года меня призвали в армию. Надеялся, что попаду на флот. Но оказался в пехоте…

Алма-Ата встретила нас, молодых солдат, сильным морозом. Сразу же началась напряженная учеба.

В мороз, при пронизывающем ветре, по глубокому снегу делали мы многокилометровые переходы. На плечах одного из солдат — станок пулемета весом в тридцать два килограмма, на плечах другого — пудовое тело «максима». Закаленному трудом, заводскими буднями, мне приходилось легче, чем остальным, и я, по возможности, выручал бойцов своего расчета, командиром которого меня назначили. Перекладывал на свои плечи станок или тело пулемета и тащил его без устали целые километры, давая отдохнуть товарищам.

По окончании учебы мне присвоили звание младшего сержанта и оставили в запасном полку. Рапорты командованию с просьбой перевести в действующую армию оказались тщетными. «Вы нужны здесь», — слышал одну и ту же фразу.

Затем меня неожиданно направили на медицинскую комиссию. По приказу Ставки Верховного Главнокомандования шел отбор в авиацию. Так весною 1944 года оказался я в Армавирской школе пилотов, которая в те военные годы базировалась в Средней Азии.

Учеба с первых дней захватила меня. Мечтал побыстрей научиться летать и отправиться на фронт бить фашистов. Ведь, судя по сообщениям с фронта, война шла к концу, и хотелось успеть сразиться с врагом.

Сдан последний зачет, и получено разрешение на взлет с инструктором. Я разместился в передней кабине, инструктор, старший лейтенант В. Беляев, в задней. На земле весь полет был отработан до мелочей, но волновался я страшно. Сидел, крепко вцепившись в ручку управления, поставив ноги на педали. Когда начал вращаться винт и дрожь самолета передалась всему телу, услышал в наушниках голос инструктора: