Арсений Ворожейкин - Небо истребителя

— Тебе надо жить, — твердо ответил он. — А нам, солдатам, воевать. Езжай на велосипеде, я полечу.

— Даю слово: Шуру доставим целой и невредимой, — заверил Комов. И, понимая сложившиеся условия, уточнил: — Если с нами ничего не случится.

Южнее аэродрома раздались сильные взрывы. Все настороженно повернулись. Там виднелась девятка наших бомбардировщиков СБ под прикрытием тройки И-16.

— По танкам работают, — предположил Домов и взглянул вверх: пара «мессершмиттов» от аэродрома устремилась на наших бомбардировщиков. Он решил воспользоваться моментом, распорядился: — А ну, Комов, быстро! Помоги запустить мотор, — и, торопливо простившись с женой, сел в самолет.

Прежде чем вырулить на взлет, Домов остановил взгляд на жене. Струя от винта «Чайки» развевала ее голубое платье и растрепанную, обгоревшую косу. Она прощально помахала рукой и как-то беспомощно улыбнулась. Но в этой улыбке он уловил укор, который хлестнул сильнее пощечины.

Оторвавшись от земли, он развернулся на восток, но его тут же атаковала пара «мессершмиттов». У самолета Домова то ли от огня фашистов, то ли от перегрузок (это с «Чайками» бывало) лопнула на левом крыле расчалка. Машина теряла управление. Понимая опасность, Костя поспешил выпрыгнуть с парашютом, но на земле попал в лапы вражеских солдат. Они сняли с него парашют, отобрали пистолет, связали руки, выделили сопровождающего, и тот, показывая дорогу автоматом, повел его. Когда проходили мимо кустов березнячка, Домов выразительно показал охраннику, что ему нужно справить естественную надобность. Гитлеровец брезгливо поморщился, но руки ему развязал, отошел от него шагов на пять и стал закуривать.

В километре от них проходила шоссейная дорога, по которой должны были ехать на велосипедах Комов, Шура и Волков. Домов решил, что успеет перехватить их и уехать с ними на восток. Использовав свои борцовские и боксерские способности, приобретенные в детдоме, он совершил тигриный прыжок к фашисту. Тот не успел и пикнуть, как был повален на землю и задушен. Домов схватил его автомат и не мешкая побежал к шоссейной дороге.

Шура ехала на велосипеде одна, а Комов с Волковым вдвоем. Домов сел с Шурой, и только они тронулись, дорогу начали бомбить и обстреливать фашистские самолеты. Одна бомба разорвалась рядом с велосипедистами. Гришу Комова и Петю Волкова убило наповал, а Шуру ранило в бедро. Пока Домов перевязывал жену, фашисты перерезали дорогу. Шура потеряла много крови и не могла идти. Нашли глухую лесную деревушку. У Шуры два месяца заживала рана. Потом они вместе ушли в партизанский отряд.

— Она была хорошим солдатом, — продолжал Домов свою историю. — Не раз мы вместе ходили на задания. Ты же знаешь, она в совершенстве владела немецким языком. Ее и решили в июне сорок второго направить в Минск на разведку с особо важным заданием. Назад она не вернулась.

Глядя на побледневшего и опустившего голову друга, я сказал:

— Что поделаешь, погибших не воскресить. Может, тебе жениться?

Домов будто не расслышал меня.

— После войны на все мои запросы о ней был один ответ: «Пропала без вести», — и, посмотрев на часы, предложил: — Идем на обед, время уже, — а одеваясь, спросил: — Ты на каком самолете дал согласие летать?

— На «яке».

— Я тоже попрошусь на «як». Может, будем в одной группе.

Зима капризничала. Частые снегопады и метели, крепкие морозы и оттепели сбивали плановую работу. А перед Центром переучивания стояла задача к концу марта 1947 года 200 летчиков-истребителей, прибывших из разных районов страны, научить летать на реактивных самолетах Як-15 и МиГ-9. Поэтому в обиходе был совет: «Ловите погоду!»

Наша страна одной из первых начала заниматься реактивными самолетами, но война эту работу резко затормозила. Мы отстали. Надо было догонять. И вот первый прыжок — советская промышленность освоила серийный выпуск реактивных машин, не уступающих по своим летным качествам заграничной технике.

Обычно при переучивании на новый самолет дело начинается с теории, с классов, схем и макетов, потом обучаемые переходят к практике, к полетам. Начальник Центра подполковник Акуленко совместил изучение теории с полетами. А теория работы реактивных двигателей и их устройство были совершенно другими. Если пропеллер поршневого двигателя, ввинчиваясь в воздух, тянет самолет за собой, то реактивный двигатель мощной струей газов, как бы отталкиваясь от воздуха, посылает машину вперед. Этот принцип движения летчиками никогда не изучался. Требовалось много усилий, чтобы освоить основные законы механики и термодинамики. А время поджимало. Поэтому в Центре дело было поставлено так, чтобы никто — ни летчики, ни техники — ни минуты не терял зря. Испортилась погода, летать нельзя — все не мешкая переключались на теорию, появлялась хорошая погода — переходили к практике.

Командование ВВС, стараясь помочь Центру, в избытке слало своих представителей, направляло авторитетные комиссии. В тот холодный день с утра не летали, занимались в классах, но к полудню разведрилось, и начальник Центра решил летать. Один из проверяющих не без осуждения спросил Акуленко:

— А стоит ли?

— Почему же не стоит?

Проверяющий поучительно пояснил.

— Небо начинается с земли. Нет порядка, здесь. — не будет его и в воздухе. Вы еще не закончили изучение теории полета, а уже начали вовсю летать. При такой спешке можно и дров наломать.

Акуленко порядком надоели советчики. Прокопий Семенович частенько для убеждения собеседника кроме логики применял резкие словечки. На это замечание советчика он отреагировал иронией:

— Во-первых, советская промышленность теперь из дров не делает боевые машины. Они из металла. Во-вторых, вы, как я понимаю, сами плохо разбираетесь в теории полетов. Наши реактивные самолеты еще не летают со скоростью звука, а законы дозвуковых скоростей летчики познали еще в военных училищах. В-третьих, вы забыли, с какими летчиками мы имеем дело. Они все крещены и перекрещены в воздушных боях. Все коммунисты. Таким людям грех не доверять. Изменение распорядка дня для них не помеха.

Акуленко был прав. Но, как говорится, не совсем. Любовь к Родине, патриотизм рождают безграничную смелость, увеличивая душевные и физические силы человека. Однако без тактико-технического расчета смелость и на войне толкала на непродуманный риск, что приводило к неоправданным потерям. Это, видимо, понимал проверяющий.

— Вы все говорите правильно. Но…

— Какие могут быть еще «но»? — резко прервал его начальник Центра. — Или вы своими советами хотите затормозить выполнение важной государственной задачи?

— Что вы, что вы, Прокопий Семенович! — засуетился проверяющий. — Я хочу как лучше. Порядок всегда должен быть.