Ральф де Толедано - Шпионы, простофили и дипломаты

В декабре 1933 года, показывал Зорге в суде, «я позвонил в офис «Japan Advertiser» и, как меня проинструктировал американский связной, попросил дать объявление в «Japan Advertiser» и «Pan Pacific», его еженедельном приложении, о том, что я собираю укийю [13]и книги по искусству и хотел бы получить ответ от заинтересованных людей». Зорге помещал это объявление с 14 по 18 декабря под заголовком «Нужно: купить укийу». Он велел Бранко де Вукеличу «организовать встречу с нашим человеком». Двое встретились у рекламного агентства «Issue Sha» и сравнили долларовые купюры. После чего Вукелич представил Мияги и Зорге друг другу в картинной галерее Вено.

На первой встрече беседа магистра шпионажа и новобранца была ограничена немногими основными темами, но уже к пятой встрече, где-то в январе 1934 года, Зорге ясно дал понять, что задание Мияги – не коммунистическая пропаганда, а шпионаж.

«Прошло время, прежде чем я принял решение, присоединяться ли мне к организации Зорге или нет, – признавался Мияги после ареста. – Будь я в Соединенных Штатах, моя позиция была бы иной, но какую позицию должен занять японец, работая в Японии? И особенно, не противоречил ли я самому себе, если учесть, что я был заинтересован в расовой эмансипации?» Аргумент, с помощью которого удалось уговорить Мияги, был тот же, которым коммунисты успешно пользуются до сих пор. «Я принял решение участвовать… когда осознал историческую важность нашей миссии – ведь мы помогали избежать войны между Японией и Россией». Мияги согласился сотрудничать, «хотя я хорошо знал, что то, чем я занимался, было противозаконно и что в военное время я был бы повешен». Ну а когда война, наконец, разразилась, японцы-члены организации Зорге, принялись утешать себя тем, что их страна не воюют с Советским Союзом. И кроме того, рассуждали они, победа Советов послужила бы истинным интересам народа Японии. Это был своего рода косоглазый, однобокий силлогизм, которым почти в то же самое время пользовались и Элджер Хисс, и Генри Уодли, и другие советские агенты в Америке.

Мияги получил должность главного японского агента в организации Зорге, но едва ли подходил для столь высокого поста. Его связи в Японии были недавними и низкого уровня, и большую часть информации он черпал из «Official Gazzette» (Kampo), из газет и журналов, а то и просто из слухов. Военную информацию он брал из «Corporal Koshiro Yoshinobu». Зорге, правда, неплохо использовал Мияги в первые дни своего пребывания в Токио, когда ему необходим был человек, говоривший по-японски. Мияги был также полезен и в качестве связного для вербовки новых членов организации. Однако Зорге не потребовалось много времени, чтобы осознать, что ему нужен другой агент – с друзьями в высших правительственных сферах, в прессе, в деловых и светских кругах. Был лишь один человек, отвечающий этим требованиям – Ходзуми Одзаки.

В начале лета 1934 года незнакомец, назвавшийся «Минами Руичи», позвонил Одзаки в офис «Osaka Asahi» и сообщил, что старый друг Одзаки из Шанхая хотел бы встретиться с ним. Одзаки занервничал и поторопился закончить разговор, поскольку вокруг сидели другие работники редакции, и предложил Минами пообедать в китайском ресторане. И там Одзаки сообщили, что его старый шпионский начальник «Джонсон» прибыл в Японию и что встреча «Джонсона» (Зорге) и Одзаки назначена на следующее воскресенье в Оленьем парке.

Отойдя подальше от подслушивающих ушей, Зорге тепло приветствовал своего прежнего сотрудника и попросил его о помощи. Он объяснил, почему его направили в Токио, почему Советский Союз считает Японию страной первостепенной важности для себя и что вообще необходимо сделать. Одзаки без колебаний согласился вернуться в организацию.

Такова была организация Зорге в Токио – и сердцевина ее осталась неизменной даже после того, как в 1935 году Зорге побывал в Москве и получил новые инструкции. Команда Зорге – Одзаки была и остается одной из самых необычных комбинаций в истории шпионажа. У нее был двойник лишь в лице связки Уайтон Чамберс – Элджер Хисс, и между ними можно было бы провести прямую параллель. Хисс был чистокровный американец, как и Одзаки был чистокровным японцем. Оба – выходцы из хороших семей и являли собой образцы респектабельного среднего класса – того самого класса, который поставлял стране хороших государственных служащих и карьерных дипломатов. Зорге и Чамберс также происходили из хороших семей, но рано окунулись в гущу коммунистического движения, прошли все его грязные и богемные этапы, были активистами, равно как и теоретиками. И оба были жадными до книг и учения. И если бы эти две команды перетасовать, они могли бы удачнее разделиться на пары. Подобно Хиссу, Зорге так и остался убежденным и нераскаявшимся ленинистом в период ареста, следствия и суда. Тогда как Одзаки, подобно Чамберсу, начал, похоже, осознавать зло, которое он причинил. На пороге смерти он обрел свою душу. Но произошел ли этот перелом по его собственной воле – вопрос открытый, об этом можно только догадываться. Он был, конечно, более чувствительным, более тонким и впечатлительным, более искренним человеком в связке Зорге – Одзаки…

В период между 1932 и 1934 годами, когда Одзаки покинул Шанхай и вернулся в Токио и до его новой встречи с Зорге и вступлением в его организацию, он успел стать широко известным как талантливый журналист и специалист по китайским делам. Его статьи в «Chuo Koron» (Central Review) всеми воспринимались как «авторитетные». Втайне, под своим шанхайским псевдонимом «Сирокава Жиро» он переводил книгу Агнес Смедли «Дочь земли» на японский – мисс Смедли предоставила ему права на японские издания всех ее книг – и в конечном итоге опубликовал ее за свой счет. Под его собственным именем вышло пять книг о Китае. Последняя, опубликованная в 1941 году, называлась «Противостояние великих держав в Китае». Хотя Одзаки был страстно предан делу коммунизма, он умело скрывал свои истинные убеждения и так хорошо вел дела, что проницательная и дотошная японская полиция ни разу не заподозрила его.

Зорге захватил с собой в Японию не только свою опытность в методологии шпионажа, но и глубокий интерес к стране и ясное понимание, что лучший шпион не тот, кто самый хитрый, но тот, кто самый трудолюбивый. В период между 1932 и 1935 годами его миссия состояла не столько в том, чтобы добыть как можно больше секретной информации, сколько в том, чтобы узнать как можно больше о стране. И возможно, самые необычные страницы в его признании это те, где он описывает свои ранние занятия в Токио.

«В момент моего ареста полиция обнаружила у меня в доме около 800 – 1000 книг, что привело полицейских в сильное раздражение. Большая часть этих книг была на японском языке. Собирая свою библиотеку, я приобретал любые изданные на иностранных языках оригинальные японские работы, какие только мог достать, а также лучшие из написанных иностранцами книг о Японии и лучшие переводы основных японских работ. И все эти научные труды были систематически проштудированы.