Ральф де Толедано - Шпионы, простофили и дипломаты

9 апреля 1941 года группа частных граждан обеих стран представила Госдепартаменту план сохранения мира. План этот, составленный в сотрудничестве с Номурой и получивший его одобрение, основывался на японских гарантиях целостности китайской территории и экономической интеграции в обмен на признание Китаем марионеточного режима государства Манчжоу-Го. Он включал в себя и вывод японских войск из Китая и, соответственно, восстановление традиционной американской политики открытых дверей. Япония также торжественно обещала не вмешиваться в европейскую войну, если только ее партнеры по тройственному пакту – Германия и Италия, не станут объектами нападения со стороны Соединенных Штатов. Более того, японцы уже давно не принимали всерьез свои обязательства по этому пакту и ясно дали понять американским представителям, что они охотно сделали бы этот документ чистой формальностью по типу: «не отменяется, но не применяется», если бы убедились, что Соединенные Штаты серьезно настроены на мирные переговоры.

Реакция Госдепартамента и госсекретаря Халла на эти предложения была циничной и враждебной. Соединенные Штаты выдвинули свои контрпредложения, и начались долгие и бессмысленные дебаты. Номура не упускал случая предостеречь Соединенные Штаты, что партия войны в Токио твердо стоит за войну и что любые проволочки на переговорах лишь усиливают «ястребов» и ослабляют антивоенные силы, и что в случае, если какое-то работающее соглашение в переговорах по китайскому инциденту будет достигнуто, это развязало бы США руки для участия в европейских делах.

Для администрации США, все помыслы которой были в первую очередь заняты поражением гитлеризма, это должно было бы казаться достаточно приемлемым выходом из тупика. Но Госдепартамент, и госсекретарь Халл настаивали на том, что стало бы для Японии равносильным безоговорочной дипломатической капитуляции.

В такой атмосфере путаницы и унижения японские милитаристы продолжали свое восхождение к вершинам власти. 24 июля японские силы вторжения высадились в заливе Камрань в Индокитае, легко преодолев сопротивление истощенных и деморализованных французских сил. Президент Рузвельт пригласил Номуру и в присутствии адмирала Старка, начальника военно-морских операций, и исполняющего обязанности госсекретаря Самнера Уэллеса объявил о введении полного эмбарго на торговлю с Японией (в качестве ответного шага). На японцев не произвела впечатление справедливость американской позиции. Они знали, что эмбарго действовало уже со 2 июля – задолго до вторжения. Самнер Уэллес, в своей недавней апологии рузвельтовской администрации даже не упомянул об этом факте, хотя он искренне заявлял, что адмирал Старк и генерал Маршалл давно предупреждали, что введение эмбарго вполне вероятно может привести к войне.

На требование Соединенных Штатов уйти из Индокитая Номура предложил гарантировать такой уход – в случае, если китайское урегулирование оказалось бы эффективно действующим – с помощью оговорки в соглашении, что никаких японских войск не останется на французской территории. В обмен на это Номура вновь попросил Соединенные Штаты «выступить в качестве посредника для начала прямых переговоров между японским правительством и режимом Чан Кайши с тем, чтобы как можно скорее урегулировать китайский инцидент». Подобные предложения неуместны, ответил Халл, и свидетельствуют лишь о «недостатке готовности откликнуться на предложение, высказанное президентом».

Но более важными, чем демарши и контрдемарши дипломатов, – и более существенными для этого повествования – были решительные намерения рузвельтовских советников блокировать отчаянные попытки антивоенных фракций договориться о встрече между президентом и принцем Коноэ. Так, Л. Курье был главным советником президента по Дальнему Востоку и проявлял более, чем мимолетный интерес к этому вопросу. 17 августа 1941 года Номура передал настоятельную просьбу премьера Коноэ о такой встрече где-нибудь в центре Тихого океана, с тем чтобы проблемы, поставившие в тупик дипломатов, могли быть обстоятельно обсуждены «в мирном духе». До этого Номура уже дважды делал подобные предложения Госдепартаменту, но также бесполезно. Президенту понадобилось шесть дней, чтобы прийти к решению. И между двумя этими датами он получил личное послание Коноэ. Посол Грю в своем письме также настоятельно советовал Халлу форсировать проведение этой встречи. Он писал:

«Это предложение (о встрече) не только не имеет прецедента в японской истории, но это еще и показатель того, что японские непримиримые пока блокированы полностью благодаря тому факту, что предложение пользуется поддержкой императора и высших властей страны. Польза, которую могла бы принести встреча принца Коноэ и президента Рузвельта, безмерна».

На Халла это не произвело ни малейшего впечатления. Однако Рузвельт клюнул на это предложение и одобрил его, но через несколько дней советники отговорили его. И хотя японский премьер продолжал периодически слать президенту послания с просьбой о встрече, хотя Коноэ и пошел на уступки по вопросу о месте встречи, согласившись – в нарушение всех традиций – встречаться на американской земле, президент продолжал отклонять его просьбы и тянуть время. Грю и Юджин Ду – искусные и проницательные карьерные дипломаты – предупреждали из Токио, что нежелание Соединенных Штатов провести эту встречу поможет свалить умеренное правительство Коноэ и передать Японию в руки империалистов. А кроме того убедит многих японцев в том, что Америке нельзя доверять. Но эти предупреждения так и не сумели пробиться сквозь стену советников президента. И японские, и американские дипломаты в Токио предупреждали, что время уходит, но Госдепартамент по-прежнему настаивал на своей роли оплота упрямства.

1 октября 1941 года кабинет Коноэ пал. Его отставка явилась прямым следствием неудачных попыток добиться встречи с президентом Рузвельтом. В ведомстве Марса пробил последний час. И пробил он на фоне последней попытки, предпринятой японцами. В Японии, глубоко увязшей в Китае и ослабленной американским эмбарго на нефть и сталь, усиливалось давление милитаристской клики, и умеренные в японском кабинете оказались перед дилеммой: сейчас или никогда. Или они придут к соглашению с американским госсекретарем, который с самого начала переговоров встал на тропу войны, или им придется сдать страну партии войны, которая заставит ее воевать, пока у Японии будут для этого силы и возможности.

Люди, искавшие средство остановить сползание к войне, пребывали почти в отчаянии, перешедшем в панику после отказа Госдепартамента заключить соглашение, пусть и сколь угодно временное. Их бесило упрямство госсекретаря Халла, требовавшего от Японии дезавуировать тройственный пакт, прежде чем американское правительство соизволит хотя бы обсудить другие альтернативы. Они понимали, что партия войны уже приступила к последним приготовлениям к войне, которые можно остановить лишь достижением взаимопонимания в американо-японских отношениях. Сегодня мы знаем, что Госдепартамент был осведомлен об этой крайней необходимости: Соединенные Штаты сумели дешифровать японский шифр и были в курсе всех радиосообщений, посылаемых из Токио в посольства, военные соединения и дипломатические миссии. Однако ничего не было сделано.