Николай Кузьмин - Генерал Корнилов

В центр Петрограда рабочих не пропустили. Раздался грохот пулеметов. Упали первые убитые. Рабочие бросились врассыпную. Раненых на мостовой добивали выстрелами в голову.

13 лет спустя после «кровавого воскресенья» 9 января повторилась картина безжалостной расправы с недовольными.

Тогда пролившуюся кровь народа списали на царя.

Теперь виновником кровопролития оказался пролетариат. Таким образом большевики расстреляли собственную «икону».

В тот пасмурный январский день исчезли последние надежды на мирное завершение русской революции. Россия вступала в эпоху великого взаимоистребления – в гражданскую войну.

В Новочеркасске внезапно объявился Савинков.

Человек опытный, он мгновенно разобрался в разнообразных ароматах местной политической кухни. Единственной реальной силой, как и прежде, являлись собравшиеся генералы. Остальные – так, мелочевка… И бывший террорист приложил все силы, чтобы проникнуть в кабинеты генералов, заставить их хотя бы выслушать себя. От него не скрывали, что быховские узникине могут простить ему активного участия в борьбе с выдуманным «корниловским мятежом». Савинков не уставал доказывать, что самолюбивые генералы идут по неверному пути, что «отмежевание от демократии составляет крупную политическую ошибку». Он обещал обеспечить мощный поток добровольцев из России. Там очень многие только ждут его приказа… В конце концов военные посоветовались и решили не наживать себе еще одного врага.

Время не щадило бывшего боевика, бомбиста и револьверщика. Опустошенный и отчаявшийся, он все больше скатывался к грубому провинциальному лицедейству.

Перед генералом Алексеевым он стал в позу и напыщенно заявил:

– Если русский генерал не исполняет своего долга, то этот долг за него исполню я, сугубо штатский человек!

А в кабинете Корнилова, едва переступив порог, он вдруг четко опустился на колени и простер руки:

– Генерал, я взываю к вашему великодушию! Лавр Георгиевич выскочил из-за стола:

– Бросьте, бросьте, бросьте же! Фу, как противно! Вставайте… встаньте!

Вечером, узнав от мужа о поведении Савинкова, Таисия Владимировна расстроенно проговорила:

– Сначала делают всякие гадости, а после этого становятся на колени!

Нежинцев признался, что ему приходится удерживать своих офицеров: у них чешутся руки учинить расправу над этим бессовестным ловкачом.

– Лавр Георгиевич, он подъехал и ко мне. Его сильно интере сует дружба Петлюры и Пятакова. Он даже спросил: «А Петлю– ра – не скрытый большевик?»

– Никак не остановится на выборе!

– Противный тип. Торгаш. Мелкий грызун. Гнида!

После Нового года Савинков так же внезапно, как и появился, вдруг исчез из Новочеркасска. Ни одного своего обещания он так и не выполнил.

Весть о расстреле рабочей манифестации в Петрограде пришла на Дон одновременно с распоряжением Совета Народных Комиссаров (так стал называться большевистский Кабинет Министров) о назначении Антонова-Овсеенко главкомом южного направления. К тому времени немцы полностью признали суверенитет Украинской республики, ввели туда свои войска и открыли путь на Дон большевикам. В скором времени в окрестностях Таганрога появились отряды Красной Армии под командованием Сиверса. Недавний редактор «Окопной правды» во всеуслышание объявил, что казачество, как вредное сословие, должно быть поголовно уничтожено, стерто с лица Российской земли. В расправе с казаками Сивере видел свое главное призвание.

Незадолго до большевистского наступления генерал Алексеев принял хмурого офицера, пробравшегося из Москвы. Он назвал себя посланцем генерала Брусилова. До смерти уставший офицер просил инструкций для Брусилова. По его словам, генерал Брусилов готов отдать все свои силы Белому движениюи просил рассматривать его как представителя Добровольческой армии в Москве… Алексеев сразу же заподозрил неладное. Он знал, что именно Брусилов грозил расстрелом каждому, кто будет уличен в сообщениях с Доном. И – вдруг?! Он заподозрил провокацию и не ошибся. Вскоре Эфраим Склянский, заместитель Троцкого и новый покровитель Брусилова, провозгласил, что атаман Каледин объявил войну России и будто бы собрал для этого 50 тысяч штыков и сабель – целую армию. Прием Склянского испытанный: с больной головы на здоровую. Дескать, нападаем не мы, а на нас. Мы же всего лишь защищаемся! В данном случае – от кровавого царского генерала Каледина с его такими же кровавыми сподвижниками… Генерал Брусилов, прося себе инструкций, надеялся сделать утверждение Склянского, так сказать, документально подтвержденным: вот, пожалуйста, получены свежие указания с Дона!

Старый генерал, член свиты его величества, скатился до уровня полицейского провокатора!

Угроза военных действий отодвинула суетных политиков в сторону. Время болтовни кончилось. На авансцену выходили люди с оружием – отряды, полки, дивизии.

22 января большевистский главковерх Крыленко провел заседание военного совета Республики.

Новая власть существовала уже два месяца. Расстреляв две недели назад питерский пролетариат, она продемонстрировала, что не намерена считаться даже с рабочим классом. Она клялась интересами пролетариата до той поры, пока это было выгодно. Обильная кровь на столичной мостовой подвела жирную черту

Позднее стало известно, что с Брусиловым установил связь Локкарт, носившийся с идеей сделать именитого демократического генерала вождем Белой гвардии. Локкарт уговаривал Брусилова отправиться в Самару и оттуда, «с берегов матушки-Волги», бросить клич уцелевшим офицерам.

Любопытно, что вся деятельность Локкарта проходила под пристальным вниманием ВЧК. Арестованный, английский разведчик был доставлен к Дзержинскому и после обстоятельного разговора освобожден.

Нелишне также знать, что сын генерала Брусилова, недавний гвардейский офицер, поступил на службу к Троцкому и стал командовать полком. В бою под Орлом он попал в плен к мамонтовцам и был расстрелян… Словно в отместку за смерть сына генерал Брусилов подписал большевистское «Воззвание» к офицерам Врангеля, призывая их сложить оружие. Как известно, офицеры, поверив заверениям Брусилова, стали жертвами массовых расстрелов, проводимых Пятаковым, Бела Куном и Землячкой под этим гешефтом. День за днем выяснялось, что отныне все ее надежды не на классы, а на тех, кто ни в каком из классов не состоит, на деклассированных элементов, на опустившихся на самое дно общества, на подонков. Однако их следовало не только вооружить, но и научить трудному искусству воевать. Прежде новобранцев заставляли протыкать штыком соломенные чучела. Теперь же вместо чучел им приготовили живых людей. Для этой цели и был придуман «заговор Каледина». Для этого их и повезли на Дон.