Фридрих Шиллер - Тридцатилетняя война

Теперь выяснилось, каким способом Валленштейн предполагал выполнить свои безмерные обещания. Методы действия он перенял у графа Мансфельда, но ученик превзошёл учителя. Руководствуясь правилом, что война должна питать войну, Мансфельд и герцог Христиан содержали свои войска посредством контрибуций, безжалостно налагаемых и на друзей и на врагов. Но этот разбойничий образ жизни сопровождался всеми неудобствами и опасностями разбойничьего существования. Подобно беглым грабителям приходилось им пробираться меж врагов, бдительных и ожесточённых, перебегать из одного конца Германии в другой, трепетно выжидать удобного случая и избегать самых богатых земель, как находившихся под охраной более сильных войск. Если Мансфельд и герцог Христиан в борьбе со столь страшными препятствиями успели всё-таки сделать так изумительно много, то насколько же больше можно было совершить, когда все эти препятствия отпали, когда вновь собранная армия была достаточно многочисленна, чтобы привести в трепет любого из наисильнейших князей империи, когда имя императора обеспечивало безнаказанность всякого насилия, — словом, когда под прикрытием высшего авторитета империи и во главе могущественной армии выполнялся тот самый план, который те два авантюриста осуществляли за свой страх и риск со случайно набранной бандой!

На всё это рассчитывал Валленштейн, делая императору своё смелое предложение, которое теперь никто уже не находил слишком самонадеянным. Чем многочисленнее становилось войско, тем меньше приходилось заботиться о его содержании, ибо тем сильнее трепетали пред ним все противники; чем возмутительнее были насилия, тем безнаказаннее можно было их творить. Применяемые против враждебно настроенных имперских чинов, они имели видимость законности; применяя их против покорных, можно было ссылаться на мнимую необходимость. Неравномерное распределение этого гнёта препятствовало опасному единению между князьями; разорение их земель лишало их возможности сопротивляться. Таким образом, вся Германия стала провиантским складом для войск императора, и он мог хозяйничать во всех землях, как в своих наследственных владениях. Отовсюду неслись к императорскому престолу мольбы о правосудии, но пока обиженные государи смиренно домогались правосудия, Фердинанд II мог считать себя ограждённым от самоуправного мщения. Всеобщее негодование было обращено как против императора, своим высоким саном покрывавшего все эти ужасы, так и против полководца, преступившего границы своих полномочий и открыто употреблявшего во зло авторитет своего господина. Взывали к императору, чтобы добиться у него защиты от его полководца. Но как только Валленштейн почувствовал, что благодаря своим войскам он всемогущ, он сбросил с себя узы покорности императору.

Полное истощение врага давало возможность ожидать близкого мира. Тем не менее Валленштейн неуклонно продолжал усиливать императорские войска и, наконец, довёл их численность до ста тысяч человек. Несметные полковничьи и офицерские патенты, двор, пышностью не уступавший императорскому, огромные подачки приближённым (он никогда не дарил меньше тысячи гульденов), раздача несметных сумм на подкупы при дворе, чтобы сохранить там влияние, — и всё это, нимало не обременяя императорскую казну. Все эти огромные деньги добывались взысканием контрибуций в нижнегерманских областях; не делалось никакого различия между друзьями и врагами — везде, во владениях всех государей, самовольные вторжения войск и постои, везде одинаковые вымогательства и насилия. Если верить одному сильно преувеличенному сообщению того времени, то Валленштейн в течение семилетнего командования собрал посредством контрибуций с одной только половины Германии шестьдесят миллиардов талеров. Чем чудовищнее были вымогательства, тем обширнее становились его военные запасы, тем охотнее, стало быть, стекались под его знамёна; весь мир гонится за счастьем. Его армия всё увеличивалась, а земли, по которым она проходила, быстро хирели. Но какое ему было дело до проклятий, нёсшихся из областей, до воплей государей? Войско Валлеиштейна боготворило его, и само преступление давало ему возможность смеяться над всеми его последствиями.

Было бы несправедливо относить все эти бесчинства императорских армий за счёт самого императора. Знай Фердинанд заранее, что он отдаёт все германские государства в жертву своему полководцу, он неизбежно понял бы, какую страшную опасность для него самого представляет полководец, ставший полновластным. Чем теснее становились узы между армией и её вождём, от которого исходило всякое счастье и всякое повышение, тем более ослаблялись эти узы между ними обоими, с одной стороны, и императором — с другой. Правда, всё делалось от имени последнего. Но величием, присвоенным главе империи, Валленштейн пользовался лишь для сокрушения всякого другого авторитета в Германии. Отсюда сознательно выработанное этим человеком правило: явно унижать германских имперских князей, постепенно уничтожать все ступени и ранги между этими князьями и главою империи и поднять авторитет последнего на недосягаемую высоту. Если император будет единственной законодательной властью в Германии — кто сравнится тогда с визирем, которого он избрал исполнителем своей воли? Самого императора изумила высота, на которую возвёл его Валленштейн; но так как это величие господина являлось делом рук его слуги, то творение Валленштейна неминуемо должно было погибнуть, как только его творец отказал бы ему в поддержке. Не напрасно заставлял он всех князей Германии негодовать против императора: чем яростнее их вражда против Фердинанда, тем необходимее будет для императора тот единственный, кто способен охранить его от их злых намерений. План Валленштейна, очевидно, состоял в том, чтобы его повелитель не боялся во всей Германии никого, кроме одного человека — того, кому он обязан всемогуществом.

Важным шагом к этой цели было требование Валленштейна предоставить ему только что завоёванный Мекленбург в качестве временного залога, пока ему не будут возмещены издержки, понесённые им до той норы в походах для императора. Ещё ранее Фердинанд, очевидно для того, чтобы дать своему полководцу лишнее преимущество пред баварским, возвёл его в сан герцога Фридландского. Но обыкновенная награда не могла, конечно, удовлетворить честолюбие Валленштейна. Тщетно раздавались даже в императорском совете недовольные голоса против этого нового повышения за счёт двух владетельных князей империи; напрасно протестовали даже испанцы, которых давно уже оскорбляла надменность Валленштейна. Сильная партия среди советников императора, под влиянием подкупа державшая сторону Валленштейна, взяла верх: Фердинанд хотел во что бы то ни стало обеспечить себе признательность этого необходимого слуги. Придравшись к незначительным проступкам, лишили наследия представителей одного из древнейших владетельных домов Германии, чтобы их достоянием вознаградить императорскую креатуру (1628).