Фридрих Шиллер - Тридцатилетняя война

И вот в силу этого незаконно присвоенного им права толковать религиозный мир Фердинанд издал постановление, согласно которому всякое имевшее место после заключения этого мира обращение протестантами в свою собственность церковных владений как самостоятельных, так и подчинённых противоречит смыслу этого договора и как нарушающее таковой подлежит отмене. Далее он определил, что религиозный мир не обязывает католического государя разрешать своим протестантским подданным что-либо, кроме свободного выезда из его владений. Сообразно этому решению все незаконные владельцы церковных владений — стало быть, все протестантские чины империи без различия — под страхом имперской опалы обязаны были без замедления выдать это незаконное достояние императорским комиссарам. В списке значились два архиепископства и двенадцать епископств, кроме того — бесчисленное множество монастырей, присвоенных протестантами. Этот эдикт был громовым ударом для всей протестантской Германии; он был страшен уже тем, что фактически отнимал сейчас; он был ещё страшнее тем, что предрекал в будущем и предвестником чего являлся. Теперь протестанты не сомневались что император и католическая лига решили стереть с лица земли их веру, а вслед за тем и свободу Германии. Вопреки всем представлениям протестантов были назначены комиссары и собрана армия, чтобы обеспечить повиновение. Дело начали с Аугсбурга, где заключён был религиозный мир. Город заставили возвратиться под юрисдикцию своего епископа, и шесть протестантских церквей были закрыты. Таким же образом и герцога Вюртембергского принудили отдать свои монастыри. Эта суровая решимость повергла в ужас всех евангелических государей империи, но не могла подвигнуть их на действенное сопротивление. Слишком силён был страх пред мощью императора; большая часть начала уже склоняться к уступкам. Ввиду этого надежда мирным путём достигнуть поставленной цели побудила католиков отсрочить ещё на год приведение эдикта в исполнение, и это спасло протестантов. Прежде чем истёк этот срок, успехи шведского оружия полностью изменили положение вещей.

На собрании курфюрстов в Регенсбурге (1630), где лично присутствовал Фердинанд, решено было употребить все усилия для полного успокоения Германии и удовлетворения всех жалоб. Последние исходили от католиков не в меньшем количестве, чем от протестантов, как ни уверял себя Фердинанд, что он достаточно облагодетельствовал всех членов лиги реституционным эдиктом, а вождя её — дарованием курфюрстского сана и пожалованием большей части пфальцских владений. Хорошие отношения между императором и князьями лиги сильно поколебались со времени появления Валленштейна. Привыкший играть в Германии роль законодателя и даже распоряжаться судьбою императора, гордый курфюрст Баварский заметил, что новоявленный полководец императора сразу сделал его совершенно ненужным, что вместе с авторитетом лиги исчезло всё его прежнее значение. Другому суждено было пожать плоды его побед и покрыть забвением все его прежние заслуги. Раздражению курфюрста в немалой степени способствовал высокомерный характер герцога Фридландского, для которого наивысшим торжеством была возможность проявлять пренебрежение к имперским князьям и раздувать авторитет своего господина до размеров, вызывавших общую ненависть. Недовольный императором, исполненный недоверия к его замыслам, курфюрст Баварский вступил в союз с Францией, к которому склонялись и остальные государи лиги. Страх перед завоевательной политикой императора, недовольство вопиющими злоупотреблениями целиком заглушали в них чувство благодарности. Вымогательства Валленштейна стали совершенно невыносимы. Бранденбург оценивал свои убытки в двадцать миллионов, Померания — в десять, Гессен — в семь, остальные — в той же пропорции. Отовсюду неслись отчаянные мольбы о помощи; напрасны были всякие представления; в этом единственном вопросе между католиками и протестантами разногласий не было. Испуганного императора забросали массою петиций, сплошь направленных против Валленштейна, и совершенно ошеломили его ужасающими описаниями всевозможных насилий. Фердинанд не был варваром. Если он и был отчасти виновен в гнусностях, которые творились его именем в Германии, он всё же не знал всей безмерности их, и потому, не долго думая, уступил требованиям князей и уволил из своих войск восемнадцать тысяч конницы. Когда происходило это уменьшение армии, шведы уже деятельно готовились к походу в Германию, и большая часть отпущенных императором солдат поспешила стать под их знамёна.

Эта уступчивость Фердинанда только дала курфюрсту Баварскому повод выступить с более решительными требованиями. Торжество, одержанное им над авторитетом императора, было неполно, покуда герцог Фридландский оставался главнокомандующим. Жестоко мстили теперь князья этому полководцу за высокомерие, гнёт которого пришлось испытать всем им без различия. Поэтому отставки его требовала вся коллегия курфюрстов и даже испанцы, притом с единодушием и горячностью, изумившими императора. Но именно единодушие и ярость, с которой завистники императора настаивали на отставке Валленштейна, должны были убедить его в ценности этого слуги. Валленштейн, уведомлённый о кознях, которые ковались против него в Рогенсбурге, не замедлил открыть императору глаза на истинные замыслы курфюрста Баварского. Он сам явился в Регенсбург, но окружённый такой пышностью, которая затмила великолепие самого императора и дала лишь новую пищу ненависти его врагов.

Долго не мог решиться император. Тяжела была жертва, которой от него требовали. Всем своим превосходством он был обязан герцогу Фридландскому; он сознавал, как много теряет, принося Валленштейна в жертву ненависти князей. Но, к несчастью, он именно теперь нуждался в благосклонности курфюрстов. Он задумал передать императорский престол сыну своему Фердинанду, избранному королём Венгерским, а для этого ему необходимо было согласие Максимилиана. Это обстоятельство было для него важнее всего остального, и он не поколебался предать лучшего своего слугу, чтобы купить благоволение курфюрста Баварского.

На том же съезде курфюрстов в Регенсбурге присутствовали также французские послы, уполномоченные предотвратить войну, грозившую вспыхнуть в Италии между императором и их господином. Герцог Мантуанский и Монферратский Винченцо умер, не оставив потомства. Его ближайший родственник Карл, герцог Новерский, поспешил завладеть наследством, не исполнив своего долга по отношению к императору, ленному сюзерену этих герцогств. Опираясь на поддержку французов и венецианцев, он упорно отказывался, впредь до решения вопроса о его правах на эти земли, отдать их во власть императорских комиссаров. Фердинанд, подстрекаемый владетелями Милана, испанцами, для которых близкое соседство французского вассала было крайне нежелательно и которые были очень рады возможности при содействии императора приобрести ещё кое-что в этой части Италии, взялся за оружие. Вопреки всем усилиям папы Урбана VIII, боявшегося допустить войну в этих краях, император послал за Альпы немецкую армию, внезапное появление которой привело в ужас все итальянские государства. В то время как всё это происходило в Италии, войска императора одерживали победу за победой по всей Германии. Под влиянием всё преувеличивающего страха в этом усматривали внезапное возрождение сокровенных замыслов Австрии — стать всемирной монархией. Ужасы германской войны распространились теперь также на благословенные поля, орошаемые рекою По. Город Мантуя был взят приступом, и все окрестные территории были обречены терпеть опустошительное пребывание необузданных полчищ. К проклятьям, окружавшим по всей Германии имя императора, присоединились теперь проклятия Италии, и даже в конклавевозносились тихие моления об успехе протестантского оружия.