Тит Ливий - Война с Ганнибалом

– У ваших сограждан, – сказал он, – не должно быть ни малейших сомнений, что вы отлучаетесь из города только ради охоты или же ради грабежа. Возьмите с нашего пастбища десяток коров и гоните к себе в Тарент. Вас никто не остановит – я распоряжусь.

«Добыча» молодых людей обратила на себя внимание всего Тарента, и когда они совершили такую же вылазку еще раз, а потом еще и еще, это уже никого не удивило.

Ганнибал поклялся, что сохранит тарентинцам их свободу, собственность и законы; они не будут платить пунийцам никаких податей и не примут пунийского гарнизона, если сами того не пожелают. Тарентинцы, в свою очередь, обещали выдать Ганнибалу всех римских граждан, обитающих в Таренте, и римский караульный отряд.

После этого Филемен пристрастился к охоте еще сильнее. Чуть не каждую ночь он уходил и никогда не возвращался с пустыми руками. И каждый раз непременно одаривал начальника стражи и караульных у ворот чем придется, будь то дичь или же скот, «отбитый» у карфагенян. Все были уверены, что этот замечательный охотник предпочитает ночное время дневному только из страха перед врагом.

Когда доверчивость караульных возросла до того, что в ответ на свист Филемена ворота отворялись в любой час ночи, Ганнибал решил: пора (к этому сроку он стоял в трех днях пути от Тарента и прикидывался больным, чтобы не внушать римлянам подозрений своим затянувшимся бездействием). Из всего войска он выбрал десять тысяч пехотинцев и конников – самых проворных и легковооруженных – и выступил с ними в четвертую стражу ночи. Вперед были высланы восемьдесят нумидийцев; они рассыпались по округе, скача вдоль дорог и вылавливая тех, кто мог бы заметить издали карфагенскую колонну. Всякому, кого они настигали, они приказывали вернуться, всякого встречного убивали, чтобы окрестные жители думали, будто это обычный разбойничий набег.

Примерно в двадцати или двадцати двух километрах от Тарента Ганнибал остановился, но даже тут не открыл воинам, куда он их ведет. Он только просил солдат не оставлять своего места в рядах и никуда не сворачивать, а главное – чутко прислушиваться к командам и не делать ничего без приказа начальников.

– Потерпите немного – скоро вы всё узнаете, – обещал он.

Между тем до Тарента донесся слух, что небольшой отряд нумидийских всадников опустошает поля и наводит страх на крестьян. Начальник римского гарнизона велел, чтобы утром конница выехала навстречу грабителям и отогнала их. Набег нумидийцев ничуть его не обеспокоил и не насторожил» наоборот – утвердил в убеждении, что Ганнибал с войском на прежнем месте, далеко от Тарента.

Когда стемнело, Ганнибал продолжил путь. Проводником был сам Филемен с охотничьею добычею. Остальные заговорщики ждали условленных сигналов в городе.

Филемен приблизился к стене и свистнул. Караульный проснулся, узнал его свист и отворил калитку. Первыми вошли двое с тушею кабана, а следом Филемен.

– Ну и тяжесть! – промолвил он. – Еле донесли. Караульный в изумлении склонился над огромною тушей, и в этот миг Филемен пронзил его рогатиной. Тотчас ворвались тридцать воинов, перебили остальную стражу, взломали ближайшие ворота и впустили товарищей. Это была только часть отряда. Одновременно другая его часть, во главе с самим Ганнибалов, храня тишину и безмолвие, появилась у других ворот, за которыми ждал Никон. Ганнибал зажег сигнальный огонь, Никон отвечал тем же, а когда оба огня разом погасли, заговорщики бросились в караульное помещение и умертвили римлян прямо в постелях. Ворота открылись. Ганнибал ввел в город пехоту, а конницу оставил за стеной, чтобы, если понадобится, отразить вражескую атаку в открытом поле.

Обе половины отряда, по-прежнему соблюдая тишину, вновь встретились на рыночной площади. Отсюда Ганнибал рассылает по городу две тысячи галлов; они должны были занять главные улицы и начать избиение римлян, не трогая тарентинцев.

Поднялось смятение и шум, как обычно при взятии города, но что происходит, никто в точности не знал, хотя заговорщики, по совету Ганнибала, встречая своих, кричали, чтобы они не тревожились и что все будет хорошо. Тарентинцам казалось, что это римский гарнизон напал на город и грабит его, а римлянам – что взбунтовались вероломные тарентинцы. Начальник гарнизона, разбуженный первою же тревогой, бежал в гавань и на лодке перебрался в крепость [54].

Всеобщая растерянность сделалась еще больше, когда из театра донеслись звуки трубы. Труба-то была римская (заговорщики сумели раздобыть ее заранее), но трубил грек, и трубил неумело, и понять, что это за сигналы и кто их подает, было невозможно. Наконец рассвело, римляне увидели пунийское и галльское оружие, греки увидели разбросанные повсюду трупы римлян, и стало ясно, что в Таренте Ганнибал.

Когда поднялось солнце и римляне, уцелевшие от резни, собрались в крепости, а смятение в городе понемногу улеглось, Ганнибал велел созвать тарентинцев, но без оружия. Пришли все, кроме тех, кто укрылся вместе с римлянами в крепости и готовился разделить их участь, какою бы она ни оказалась.

Пуниец говорил благосклонно и дружелюбно, напомнил тарентинцам, как он обошелся с их земляками при Тразименском озере и при Каннах, и сравнил свою доброту и снисходительность с жестокостью римлян.

– Теперь все разойдитесь по домам, – закончил он, – и каждый пусть напишет на дверях свое имя. Если надписи на доме не будет, мои воины его разграбят. Если же кто обозначит своим именем жилище римского гражданина, тот будет наказан так же, как сами римляне.

Тарентинцы разошлись, и спустя некоторое время по знаку начальников солдаты кинулись грабить дома, не помеченные именами владельцев. И добыча им досталась немалая.

На другой день Ганнибал попытался захватить крепость. Но с трех сторон ее защищало море и высокие прибрежные утесы, а с четвертой, со стороны города, – стена и широкий ров. Взять ее штурмом нечего было и думать. Между тем Ганнибал не мог ни поставить в Таренте сильный караульный отряд – это помешало бы иным, более важным планам, ни бросить его без всякой защиты – на произвол римлян, засевших в крепости; и он решает вырыть между крепостью и городом второй ров и насыпать вал.

Еще до начала работ Ганнибал надеялся, что римляне захотят ему помешать и сделают вылазку; если они при этом увлекутся и зайдут слишком далеко, ряды римского гарнизона поредеют настолько, что тарентинцы уже смогут оборонять город и собственными силами. И верно: когда карфагеняне приступили к делу, ворота отворились, и римляне ударили на землекопов и на передовой пост, который их прикрывал. Солдаты Ганнибала отступили, чтобы вселить во врага побольше самоуверенности и заманить его подальше. Потом вдруг прозвучала труба, и отовсюду появились пунийцы, которых Ганнибал держал наготове. Римляне не устояли, но и бежать как попало, врассыпную, не могли: узкая полоса земли, справа и слева стиснутая морем, уже была изрыта и загромождена кучами песка и грудами камня. Многие погибли, падая в ров, и вообще бегство принесло больше жертв, нежели бой.