Исер Харэль - Похищение палача

– Не понимаю, как вы можете так хорошо относиться ко мне, – говорил Эйхман, получая вино.

Однажды пленник упросил Эли принести проигрыватель, и тот выполнил его просьбу. Но тут пришел Ицхак и отобрал проигрыватель и пластинку.

Неудивительно, что Эйхман решил посоветоваться с Эли по поводу его заявления о готовности предстать перед судом о Израиле. Эли посоветовал подписать заявление. Мы предложили ему короткий текст, в котором преступник выражал принципиальное согласие предстать перед судом в Израиле. Но Эйхман настоял на своем тексте, с раскаянием и самооправданием:

«Я, нижеподписавшийся Адольф Эйхман, добровольно заявляю: сейчас, когда стало известно, кто я на самом деле, нет смысла пытаться уйти от суда. Я заявляю о моем согласии поехать в Израиль и предстать там перед компетентным судом. Само собой разумеется, что я получу юридическую защиту и со своей стороны расскажу факты, связанные с последними годами моей службы в Германии, не скрывая ничего, дабы грядущим поколениям была известна истинная картина тех событий. Настоящее заявление подписываю добровольно. Мне ничего не обещали и ничем не угрожали. Я хочу, наконец, обрести душевный покой. Поскольку я уже не могу восстановить в памяти прошлое во всех подробностях и подчас путаю события, то прошу предоставить мне документы и свидетелей, которые помогли бы восстановить картину происшедшего.

Адольф Эйхман. Буэнос-Айрес, май 1960. »

Все это время мы следили за аргентинской прессой, но по-прежнему в ней не было и намека на исчезновение Рикардо Клемента. Менаше просматривал газеты на испанском языке, а остальные читали прессу на английском и немецком. Мы не пропускали даже мельчайшую информацию, но об исчезновении Клемента не было ни слова.

По этому поводу на «Тире» начали беспокоиться. Мы ожидали, что исчезновение немца взбудоражит общественность, что ее попросят помочь в поисках. Это значило бы, что друзья Эйхмана терпят неудачу. Полное же отсутствие публикаций о его похищении или исчезновении как раз настораживало: значит, семья и друзья нашего пленника действуют тайно и не намерены раскрывать свои ходы.

Я же считал иначе. Молчание говорило в пользу моей версии – близкие Эйхмана и его друзья из числа эмигрантов-нацистов не торопятся связываться с полицией и властями. На мой взгляд, молчание прессы лишь подтверждало страх нацистов: они вовсе не собирались ставить себя под удар, чтобы спасти своего.

У нас был еще один источник информации – аэропорт, но он продолжал жить своей обыденной жизнью, самолеты взлетали, как всегда, без дополнительных осмотров. Никого не искали.

Перед тем, как выехать в Аргентину, в сумбурные дни сборов, я просмотрел дела военных преступников, которые по нашим сведениям укрылись в Южной Америке. С особым вниманием я изучил дело Иозефа Менгеле – врача из концлагеря Освенцим, о котором все спасшиеся узники рассказывали страшные вещи. Он был неимоверно свиреп. Менгеле руководил «селекцией», сортировал прибывающих в лагерь, одних – в газовые камеры, других – на каторжный труд, медленную смерть. Но кроме того, врач Освенцима ставил опыты на узниках, издевался над детьми и женщинами, был изувером номер один среди прочих участников кровавой бойни.

По непроверенным сведениям, этот врач-убийца жил на ферме где-то в Аргентине.

С самого начала охоты за Эйхманом я сказал себе, что если только представится случай, не упущу возможности разыскать и этого оберпалача. Когда же Нахум Амир посетовал, что специальный рейс самолета в Аргентину обойдется нам в чудовищную сумму, а весь полет для того только и нужен, чтобы доставить... Эйхмана, я ответил:

– Хорошо, чтобы полет оказался более рентабельным, постараемся привезти с собой и Менгеле.

Все данные о Менгеле были зашифрованы в моем блокноте, причем прочитать запись не мог никто, кроме меня, да и сам я разбирался в ней с трудом.

Теперь, когда Эйхман был в наших руках, а самолет еще не прибыл, я решил, что настало время заняться Менгеле. Нельзя сказать, что условия располагали: большинство моих подчиненных были достаточно загружены, я же проводил по семнадцать-восемнадцать часов в разных кафе города, встречаясь с обитателями виллы и выслушивая отчеты наблюдателей в аэропорту. Однако сознание того, что Менгеле живет где-то поблизости, не давало покоя.

Но как мне ни хотелось изловить доктора-палача, я не имел права ставить под угрозу главное – операцию доставки Эйхмана в Израиль. Поэтому придется действовать, соблюдая этот принцип. Я попросил Кенета допросить Эйхмана о Менгеле, потребовать его точный адрес.

Ответ Эйхмана содержал косвенную улику. Он не стал заверять нас, что не знает никакого Менгеле и где тот прячется. Просто ему не хотелось выдавать бывшего коллегу. Зато теперь мы не сомневались, что Менгеле находится где-то рядом.

Кенет настаивал, тогда Эйхман сказал, что не хочет ставить под удар свою жену и детей: дескать, если мы схватим Менгеле, нацисты отомстят семье Эйхмана. И тогда некому будет заботиться о его семье.

Мы пообещали взять на себя заботу о семье Эйхмана, если он сообщит нам адрес Менгеле. Но и это не помогло. Казалось, его охватил страх.

Мы не стали давить на него, а пустили в ход разные методы убеждения и материального стимулирования. В конце концов Эйхман признался, что до недавних пор Менгеле жил в Буэнос-Айресе в пансионате некой фрау Йорман.

Кто займется Менгеле? Из оперативников можно было рассчитывать только на Менаше, который сумеет выкроить хоть сколько-нибудь времени для дополнительного задания, но Шалом Дани сам потребовал подключить его к новому делу. Однако двоих явно было недостаточно, нужны еще помощники, желательно говорящие по-испански.

Через Менаше я пригласил на встречу Меира Лави, который в ночь захвата Эйхмана был нашим связным, не ведая, в каком деле участвует. Меир родился в Северной Африке, в 1955 году он с женой отправился в Израиль. Они вступили в кибуц, а кибуц отправил Меира в Еврейский университет в Иерусалиме, где он получил степень бакалавра за работы в области литературы и истории. В 1958 году супруги Лави приехали в одну из соседних с Аргентиной стран по приглашению еврейской общины. Менаше знал Меира по прежним визитам в Буэнос-Айрес и предложил мне поручить Меиру роль связного в операции по захвату Эйхмана. А потом Меира уговорили остаться на некоторое время в городе, чтобы быть у нас в резерве. Теперь такой случай представился.

Он и его жена знали испанский язык и могли выдавать себя за местных жителей. Я намеревался поселить их на время в пансионате госпожи Йорман.

Но во время беседы с Меиром выяснилось, что ни он, ни его жена не знают испанский в той мере, какая позволила бы им выдавать себя за уроженцев Латинской Америки. А я-то хотел с их помощью выяснить обстановку в пансионате, в котором, по-видимому, скрывались нацисты, и выяснить, бывает ли там Менгеле. Для опознания я прихватил фотографии этого «врача».