Сергей Алексеев - Собрание сочинений (Том 2)

- Кто там?

Дверь отворилась.

- Лексей! - закричал старик. - Ить ты. Откуда ты взялся?! - Смотрит дед Сашка, не верит своим глазам. - Вот так гость! Ну и дела. Лёшка, внучек, пожаловал! Заходи, заходи, - засуетился старик.

Лёшка переступил порог, глянул по сторонам. Всё тот же стол, та же лавка, те же брёвна в углу, и дед Сашка тот же самый, такой же маленький, с бородавкой на правой ноздре.

- Ты что же, насовсем или как? - обратился старик.

- Насовсем.

- Тебя что же аптекарь прогнал или что другое?

- Я сам не схотел, - ответил уклончиво Лёшка.

- Эна она чего... - протянул старик. - Выходит, аптекарь строгий... Дед Сашка снова засуетился, притащил целую миску солёных огурцов, отрезал краюху хлеба, придвинул к Лёшке: - Ешь, наедайся.

Вечером пришли соседи: дед Качкин, Дыбов-солдат, по ранению вернувшийся с фронта, Прасковья Лапина и ещё человека два или три. Все с удивлением смотрели на Лёшку, поражались, как он один доехал из Питера. Потом стали расспрашивать про Петроград, про свержение царя.

И мальчик рассказал обо всём, что видел: про то, как в городе пять дней шла стрельба, как разъезжали грузовики с солдатами, как арестовывали жандармов, про Арсенал и про многое другое.

Ну, а что в Питере про землю говорят? - спросил Качкин.

- Когда её мужикам нарезать станут? - добавил Дыбов.

- И как там с войной, скоро ли с немцем замирятся? - полезла Прасковья Лапина.

Лёшка задумался. О земле он ничего не знал. Про войну тоже. И мальчик снова принялся рассказывать про грузовики, Арсенал и как арестовывали важных царских чиновников.

Но теперь собравшиеся уже потеряли интерес к Лёшкиным рассказам и вскоре начали расходиться.

- Чего это они? - спросил мальчик у деда.

- Земля, Лексей, - ответил старик, - для мужика вещь первейшая. На кой им твои грузовики и твой Арсенал. Ты им землицу возьми и выложи. Э-эх, и чего царя только скидывали, раз землю не дают, - вздохнул дед Сашка.

СВЕРЖЕНИЕ

Обжился Лёшка на новом месте. Познакомился с Сонькой Лапиной, с Митькой Дыбовым, с Петькой Качкиным и другими ребятами.

Все с завистью смотрели на Лёшку: приехал из Питера, видел, как царя скидывали, бывал в домах у князей и графов и видным делом был занят служил у аптекаря, разносил порошки и лекарства. Стали ребята крутиться около Лёшки и по пятам за ним бегать.

И вот как-то Лёшка затеял играть в царя. Однако царём никто не хотел быть. Заспорили. Тогда Сонька предложила позвать Аминодава Собакина, сына кулака и лавочника Собакина. Предложение понравилось. Ребята побежали к кулацкому дому.

- Аминодав, хочешь царём быть?

- Хочу. - Потом подумал: - А бить не будете?

- Зачем же бить - ты же царём. Главным!

Аминодав согласился.

Стали думать о царском дворце. Сонька сказала, что лучшего места, чем банька у Качкиных, и не сыщешь. Она далеко, на огородах, возле самого леса. Народ там не ходит. Мешать не будут.

Так и поступили. Соорудили из досок и веток молодому Собакину трон, сплели из соломы корону, и стал Аминодав царём.

Поначалу игра кулачонку нравилась. Он важно сидел на троне, подавал разные команды, и ребята немедленно всё исполняли: кланялись "царю" в ноги, носили его на руках, Петька Качкин отплясывал казачка, Сонька Лапина пела "страдания", а потом все разом - "Боже, царя храни".

Наконец ребятам это наскучило.

- А теперь, - проговорил Лёшка, - будем играть в свержение.

- В свержение, в свержение! - закричали ребята.

- Не хочу в свержение, - заупрямился Аминодав.

Тогда мальчишки бросились на Собакина, стащили его с трона, растоптали корону и даже скрутили руки.

- Пиши манифест, - приказал Лёшка.

- Манифест, манифест!.. - вопили ребята.

Сонька сбегала, принесла карандаш и бумагу.

- Пиши, - потребовал Лёшка.

Аминодав вытер набежавшие слёзы, взял карандаш.

- "Божьей милостью, - диктовал Лёшка, - мы, Николай Второй, император Всероссийский, царь Польский, великий князь Финляндский и прочая, и прочая, и прочая... (Ребята с восхищением смотрели на Лёшку.) ...признали мы за благо отречься от престола..."

В этом месте Собакин опять заупрямился.

- Пиши! - Лёшка смазал "царя" по затылку и продолжил: - "...и сложить с себя верховную власть".

Аминодав нехотя написал.

Стали спорить о том, как же подписывать.

- Пусть пишет "Собакин", - зашумели ребята.

Лёшка заколебался. Решили так: "Николай Второй", а ниже - "Собакин".

- Хорошо, - сказал Лёшка, просмотрев бумагу. - А теперь давай играть в заключение.

- В заключение, в заключение! - закричали ребята.

Решили содержать свергнутого "царя" тут же в баньке. Собакин опять заупрямился. Снова заплакал. Но слёзы и на сей раз не подействовали. Баню закрыли. Для надёжности поставили караульщиком Петьку Качкина. Дали ему вместо ружья палку, а сами помчались на кручу к реке Голодайке покататься на санках по последнему снегу.

Крутится Петька около баньки. Скучно.

- Пусти, - раздаётся из-за дверей. - Пусти.

Ходит Петька, делает вид, что ничего не слышит.

- Пусти, - хнычет Аминодав. - Я тебе леденцов принесу.

И снова Петька не подаёт виду. Виду не подаёт, а у самого начинает сосать под ложечкой. Представит леденцы - слюна в рот сама собой набирается. И всё же решает: "Нет, не открою".

Понял Аминодав, что Петьку ни слезами, ни леденцами не возьмёшь. Решил по-другому.

- Петька, - позвал жалостливо. - Петька!

Мальчик подошёл к двери.

- Ну что?

- Открой, мне по нужде.

Петька задумался: не ожидал такого. А Аминодав скулит и скулит:

- Пусти, ой, не могу. Пусти, ой, не могу!

"Ладно, на минутку пущу", - решил Петька. А Собакин только того и ждал. Был он и годами старше и ростом выше. Схватил Петьку и втолкнул вместо себя в баньку.

Вернулись ребята - нет караульщика. Подошли к двери. Услышали плач. Вошли в баню. Сидит Петька, слёзы рукавом вытирает.

- Ты как здесь? - набросился Лёшка.

- Обманул, - захныкал Петька и рассказал про Собакина.

Лёшка замахнулся.

- Эх ты, царя упустил! Революцию предал. Теперь и война не кончится. И земли мужикам не дадут.

Хотел Лёшка излупить Петьку. Но ребята заступились. Мал Петька, глуп. В Питере не жил, порошков и лекарств не разносил, как царя скидывали, не видел - где же ему понять про такое!

БАРЫНЯ ОЛИМПИАДА МЕЛАКИЕВНА

На все четыре стороны от Голодай-села расходились господские земли.

Принадлежали они помещице Олимпиаде Мелакиевне Ширяевой.

Дом Олимпиады Мелакиевны стоял на пригорке в двух верстах от села. Дом был старинный, приземистый. Четырьмя стенами и шестью колоннами врос он в землю, словно всосался.

Слева от дома река Голодайка, справа дубовая роща, прямо поля и поля. Любила барыня выйти на крыльцо, посмотреть на округу. Стоит барыня, смотрит, не сходит с лица улыбка. Куда ни глянь: земля, луга, лес - всё барское.