Сергей Алексеев - Собрание сочинений (Том 2)

А барыня спряталась в индюшатнике.

В этот вечер, как и обычно, дед Сашка направился к мельнице. "Оно, пожалуй, можно уже и не охранять, - рассуждал старик. Однако многолетняя привычка взяла своё. - Пойду посмотрю. Как же оно теперь, интересно, будет с мельницей?"

Подошёл дед к мельничному подворью. Тишина. Стоит мельница. Стоит индюшатник. Журчит, пенится от весеннего раздолья в стороне река Голодайка. Застыл, словно войска на параде, за индюшатником лес.

Прошёл старик по подворью раз, два, подошёл к индюшатнику, смотрит: скоба не задёрнута. Подивился. Задёрнул скобу. Только задёрнул - слышит за дверью шорох и человеческий голос. Даже показалось старику, что имя своё услышал.

Дед попятился. Решил, что ослышался. Вытянул шею. И вдруг в дверь индюшатника послышался стук. Старик замер. Стук повторился: снова в дверь, потом в маленькое оконце.

Дед Сашка затрясся от неожиданности и набежавшего страха. Метнулся туда-сюда, потом, подхватив полы армяка, что было сил бросился назад в деревню.

- Нечистая сила! - закричал он с порога, влетая в избу к мельнику Полубоярову. - Леший, леший! - и закрестился.

- Что ты, какой леший, где леший? - набросился Полубояров.

- Ей-ей, леший. Не сойти с места. Стою я у мельницы, - рассказывал трясущийся дед Сашка, - а он из лесу - и в индюшатник. А потом как закричит, как замычит. Леший, вот крест, леший.

Полубояров переглянулся с женой. На всякий случай, та, так же как и дед Сашка, перекрестилась. Потом Полубояров поднялся, потянулся за шубой.

- Пошли, - сказал старику.

Однако дед Сашка оробел, упёрся. Тогда Полубояров достал из чулана берданку.

- Пошли, - повторил. - Не бойся.

Вышли. Подходили к мельнице осторожно, крадучись. Дед Сашка всё норовил стать за широкую спину Полубоярова и не переставал шептать какую-то молитву.

Рядом с индюшатником затаились. Кругом тихо, и в индюшатнике никакого движения.

- Ну, где твой леший? - усмехнулся мельник.

- Был, ей-ей был.

И вдруг в дверь кто-то застучал. Послышалось что-то вроде не то плача, не то стона. Дед Сашка подхватил края зипуна - и в сторону. И Полубояров, видать, оробел - тоже отступил. Стук повторился, дребезжащий, снова в дверь и, как тогда, в первый раз, опять в маленькое оконце.

- Пуляй! - завопил дед Сашка. - Пуляй!

Полубояров стрельнул.

- О-ох! - раздался женский всхлип, и всё замерло.

Ширяевой повезло. Выбила дробь стекло, но в барыню не попала. Однако ещё больше повезло деду Сашке. Быть бы ему Полубояровым нещадно битым. Да только в это время мимо мельницы проходили Дыбов, Качкин и другие голодаевские мужики. Услышали они выстрел, бросились к индюшатнику.

Увидав Олимпиаду Мелакиевну, мужики хотели тут же утопить её в Голодайке. Однако, когда поостыли, решили поступить иначе.

На следующий день надрали бабы с индийских петухов и кур перьев и пуху, мужики измазали Ширяеву дёгтем, обсыпали перьями, усадили в телегу, вывели коней за околицу, ударили, гикнули. Взвились барские рысаки - земля из-под копыт клином. Понеслись пугать встречных и поперечных невиданным чудом.

- Леший! Леший! - кричали вслед голодаевские мальчишки.

- Пава, как есть пава, - усмехались бабы.

ПРЯНИКИ

Два дня, словно ветер по полю, гуляла по Голодай-селу мужицкая злоба. С испугу бросил приход и уехал куда-то батюшка. Исчез и мельник Полубояров. Затаился, как мышь, притих - не услышишь - кулак и лавочник Пафнутий Собакин.

На третий день мужики заговорили о лавке. Вначале тихо по домам и углам, потом во весь голос прямо на улице. Лавку решили делить. Только Собакин оказался не глупым, вывез куда-то товары. Сунулись мужики в кулацкую лавку, а там пусто.

Вместе со всеми ходил и дед Сашка. Вернулся домой раздосадованный. Забрался на печь, лежит, сокрушается:

- Увёз, распроклятый, лавку. И куды он её, стервец, запрятал?!

И Лёшка вертелся тут же, и тоже ломал голову: "Куда он её запрятал?"

Покрутившись часок в избе, мальчик вышел на улицу, понёсся к приятелям. Он вызвал Соньку Лапину, Митьку Дыбова, Петьку Качкина и о чём-то с ними шептался. Потом все вместе направились к кулацкому дому.

- Ну, а вам чего? - набросилась на ребят собакинская жена.

- Нам Аминодава, - проговорил Лёшка.

Когда Аминодав вышел, отозвав кулачонка в сторону, Лёшка зашептал:

- А у Качкиных корова отелилась, так жеребёнок родился. Хочешь посмотреть?

- Да ну?! - подивился Аминодав.

- Вот крест, - побожился Митька. - С пятью ногами.

- С пятью?!

- С пятью, - подтвердила Сонька.

- И с козьими рогами, - продолжал сочинять Лёшка.

- А не брешете?

- Вот крест, - уверял Лёшка. - Побежали, а то он ещё подохнет.

Аминодав побежал за ребятами. Однако те, поравнявшись с качкинской избой, свернули не к хлеву, как ожидал мальчик, а к баньке.

Кулачонок остановился.

- Пошли, - подтолкнул Лёшка. - Он в баньке. Его туда для тепла.

- Это чтобы скотину не пугал, - подтвердил Митька.

Аминодав двинулся дальше, хотя уже и без прежней прыти. А когда подошли к баньке, то Лёшка, и Сонька, и Митька, и Петька все разом уже с силой втолкнули в неё Собакина.

Повалив мальчика на пол и прижав его грудь коленом, Лёшка зашептал:

- Говори, куда отец увёз лавку?

Аминодав заплакал, завертелся ужом, стал вырываться.

- Говори, - повторил Лёшка и ещё сильнее нажал коленкой.

Сонька схватила кулачонка за руки, Митька уселся на голову, Петька на ноги.

- Говори, говори, говори! - кричали ребята.

- Не знаю, - упирался Собакин.

Тогда Лёшка привлёк к себе мальчика:

- Говори, а то нос откушу. - Он наклонился к лицу Аминодава, заскрежетал зубами, раскрыл рот.

- А-ай!

- Говори!

Аминодав не выдержал, сдался.

Оставив Митьку и Петьку сторожить Собакина, Лёшка и Сонька помчались к деду Сашке.

- Дед, дед, - закричал Лёшка, - лавка нашлась!

- Ну, брехать, - не поверил старик.

- Нашлась, нашлась, - зачастила Сонька. - Она на хуторах, в подполе у тётки Мавры, у кулацкой сестры.

Дед сорвался с печки, помчался разыскивать Дыбова и других мужиков.

Аминодав не соврал. Товары нашлись. В этот же день состоялся делёж лавки. Добро раздавали Дыбов и Прасковья Лапина: мужикам - хомуты и подковы, бабам - ситец и мыло, девкам - помаду и ленты.

А Лёшка, Сонька, Митька и Петька получили по крашеному прянику: у Соньки в виде коня, у Митьки в виде козы, у Петьки тоже в виде козы, а у Лёшки - ребята никак понять не могли: уж больно он походил на ту тварь, рассказами о которой заманил мальчик собакинского сынка в баньку.

Пряники были старые, чёрствые, но вкусные.

КАРАТЕЛИ

Не только в Голодай-селе, но и по всей России в ту весеннюю пору 1917 года прошли крестьянские бунты и волнения. Крестьяне делили барскую землю. Рубили господский лес. Во многих местах запылали усадьбы. Временное правительство встало на защиту помещиков. По деревням и сёлам были разосланы карательные отряды.