Анджела Галлоп - Когда собаки не лают. Путь криминалиста от смелых предположений до неопровержимых доказательств

Начав работать на сторону защиты, я очень быстро поняла, насколько важно тщательно разобраться в обстоятельствах каждого дела и рассматривать их в совокупности. Поэтому мои отчеты всегда начинались с краткого изложения случившегося, версии обвинения, а также того, что по этому поводу говорит обвиняемый. Затем я описывала доказательства, которые обвинение собиралось пустить в ход, перечисляла те из них, с которыми мне удалось ознакомиться, приводила описание каждого предмета, результатов своей экспертизы и делала заключение. Наконец, подводя итоги, я объясняла, какую дополнительную работу, по моему мнению, следует проделать и почему.

Так как за время своего пребывания в ЭКС я практически работала на полицию, то после создания Forensic Access немного переживала, что адвокаты защиты могут попытаться повлиять на мои заключения или формулировки, в которых я буду их представлять. Я бы никогда не позволила подобному случиться – в конечном счете я всегда отвечала перед судом, а не перед ними. При этом отказ выполнять их указания мог лишить меня бизнеса, и было облегчением узнать, что в подавляющем большинстве дел адвокаты защиты хотели лишь понять суть имеющихся доказательств, а также узнать, нет ли в позиции обвинения каких-либо слабых мест, которые они могли бы использовать в зале суда. Услуги, которые я предоставляла адвокатам защиты, как правило, оплачивались Советом по правовой помощи. Иногда после составления отчетов нанявшие меня адвокаты просили о чем-то умолчать и/или переписать какие-то из пунктов. Рада сказать, что такое случалось не очень часто, но когда подобное происходило, я всегда была категоричной и твердо стояла на своем. Если, конечно, предложенные ими изменения не носили исключительно поверхностный характер и никак не искажали мнения, которое у меня сложилось.

Помимо того, что я должна была разъяснять адвокатам все результаты криминалистической экспертизы до суда, стоял вопрос о том, как, собственно, вести себя в суде. Давая показания и отвечая на вопросы, необходимо обращаться к судье и присяжным, а не к задавшим их барристерам. Кроме того, важно позаботиться о том, чтобы все сказанное тобой понял судья (а ведь у него может не быть необходимых научных знаний) и, конечно, присяжные (у них таких знаний нет наверняка), и при этом нужно донести информацию максимально точно и полно (подход измерения в чайных ложках, который продвигал директор моей первой лаборатории Иэн Барклай, оказался в этом плане максимально полезным).

На криминалистическое расследование иногда уходят месяцы работы, и прежде чем составить отчет по делу, необходимо быть полностью уверенным в каждой детали. То есть важно знать не только как все выглядело, но и какие анализы были проведены и в каком порядке, а также что именно результаты этих анализов могут означать в контексте конкретного дела. Представляя свои выводы, необходимо быть готовым пересмотреть их, если в процессе дачи тобой показаний со свидетельской трибуны в суде всплывет какая-то новая информация. Давать показания в суде – дело неблагодарное, и хотя я не могу сказать, что когда-либо получала от этого удовольствие, именно то, что мы должны были выступать со своими выводами перед судьей и присяжными, и заставляло быть максимально дотошными на месте преступления и в лаборатории.

Первое дело, по которому я давала экспертные показания в суде, проработав несколько месяцев в ЭКС, касалось предполагаемого изнасилования. Кто-то другой должен был проверить и подписать все документы по проделанной криминалистами работе, которая по большей части касалась смывов с интимных мест. И прежде чем отправиться утром в суд, я перечитала все отчеты и записи по делу, поэтому была уверена, что смогу объяснить и обосновать все написанное мной, прокомментировать любой альтернативный сценарий, предложенный барристером защиты. Тем не менее, как и следовало ожидать, я нервничала, когда заходила в старое здание суда в Йорке, где проходили слушания по этому делу.

К чему я не была готова, так это обнаружить, что дверь, ведущая к свидетельской трибуне, окажется не на некотором расстоянии от комнаты, в которой я ждала, пока меня вызовут для дачи показаний. Нет, дверь находилась прямо там, из-за чего у меня не было времени сделать глубокий вдох и собраться с мыслями, когда ее открыли, раздвинули штору, и я оказалась перед залом суда.

В зале была глубокая ниша, отделявшая свидетельскую трибуну от скамьи присяжных и судьи, помещение оформлено в духе старины, а стены окрашены в кремовый, бледно-розовый и зеленый цвета. Кроме того, здесь было множество деревянных панелей с резьбой. Все это создавало ощущение, что меня вытолкнули на сцену посреди оперы незадолго до того, как кто-то собирался запеть. Но я не желала позволить этому выбить себя из колеи. Огромное количество людей проделали изрядное количество кропотливой, сложной работы, чтобы довести дело до суда. Теперь мне предстояло изложить имевшиеся доказательства и ответить по полной мере способностей на все вопросы, которыми меня непременно должны были засыпать.

Часть доказательств, представляемых в суде по любому делу, могут быть невероятно скучными. Ужасно осознавать, отвечая на какой-то важный вопрос, что взгляд присяжных потускнел, и ты потерял их внимание.Иными словами, помимо других важнейших вещей, касающихся выступления в суде, со временем учишься улавливать любые признаки того, что их внимание начинает ускользать, и различным способам завладевать им снова. В тот раз, впрочем, присутствующие следили за всеми моими словами, и я начала чувствовать себя более уверенно. Затем, когда я стала объяснять доказательства перекрестного переноса следов – на мазках, взятых с влагалища, была обнаружена сперма, а на мазках с пениса нашли следы вагинальных выделений, – судья ухмыльнулся и сказал, что это чем-то напоминает перекрестное опыление растений пчелами.

Какое-то время я просто молча стояла, сохраняя, как я надеялась, нейтральное выражение лица. На самом же деле мой мозг в этот момент судорожно работал – я пыталась понять, действительно ли он так пошутил. Хотя, судя по всему, это действительно была шутка, она казалась совершенно неуместной в этих чрезвычайно серьезных обстоятельствах. Не обидится ли он, если я не улыбнусь? Я знала, что первый раз давать показания в суде будет непросто, но ожидала, что причины будут совсем другие.

Иногда барристеры используют всевозможные уловки, касающиеся дачи показаний, чтобы сбить свидетеля с толку. Например, популярна такая: взмахнуть рукавами мантии и повернуться к нему спиной. Другая, с которой я довольно быстро познакомилась, заключалась в том, чтобы оборвать выступающего эксперта на полуслове. Когда такое случалось, судья прерывал барристера и велел мне продолжать отвечать на вопрос. Бывали случаи, когда мне попросту не давали возможности уточнить или объяснить сказанное. И если я пыталась это сделать, мне могли довольно строго сказать, что спрашивали не об этом. Все зависело от судьи. Теперь все немного изменилось, и свидетелям-экспертам, как правило, представляется возможность что-то добавить или дополнительно объяснить после окончания дачи показаний. Разумеется, так и должно всегда происходить. Нет ничего хуже, чем покинуть зал суда с чувством, что тебе не удалось добиться необходимого баланса в даче показаний из-за заданных вопросов и невозможности дать на них развернутые ответы. Если впоследствии при вынесении вердикта будут полагаться на результаты криминалистической экспертизы, чрезвычайно важно, чтобы они были изложены максимально полно и подробно. Если представить их лишь частично и сформулировать не все сделанные по ним выводы, это может создать неправильное представление и чревато судебными ошибками.