Олег Баев - Основы криминалистики. Курс лекций

В самом широком смысле возможная мотивация преступлений опосредована в общем и непосредственном объекте преступления, что и предопределяет уголовно-правовую классификацию преступлений в наименованиях разделов и глав Особенной части УК РФ (например: раздел «Преступления против личности» включает в себя главы «Преступления против жизни и здоровья», «Преступления против половой неприкосновенности и половой свободы личности» и т. д.; раздел «Преступления в сфере экономики» содержит главы от «Преступления против собственности» до «Преступления против интересов службы в коммерческих и иных организациях» и т. д.).

Однако действия субъекта при одном и том же составе преступления будут различными. Одними действия преступника будут при совершении убийства с целью завладения имуществом потерпевшего; другими – при совершении убийства (может быть, того же потерпевшего и в тех же условиях) по сексуальным мотивам. То же самое прослеживается при изучении механизма совершения, скажем, квартирных краж: одни действия на месте происшествия преступник будет совершать, если мотивом совершения кражи является завладение определенными предметами (антиквариатом, картинами, орденами т. д.), другие – когда мотивом ее является «взять что попадется».

Вторым постулатом, структурирующим основы криминалистической методики, на наш взгляд, выступает следующее соображение.

Типовые действия, которые преступник вынужден совершать при приготовлении, исполнении и сокрытии преступления криминалистически определенного вида, его мотивы и способы выполнения неизбежно и неукоснительно ведут к возникновению характерных следов. Иными словами – обусловливают механизм следообразования как объективно возникающего отражения (отображения) механизма самого совершения преступления. Результаты этого процесса отражения возникают и существуют объективно, вне воли и сознания воспринимающих их субъектов.

Они – и только они – позволяют реконструировать механизм совершения преступления, создать адекватную его модель. А «именно в модели механизма преступления, – справедливо отмечают Ю.П. Гармаев и А.Ф. Лубин, – имеются такие свойства и их отношения, следствия которых позволяют формировать структуру конкретной методики расследования» [175] .

Обусловленные механизмом совершения преступления, относящегося к определенному виду, материальные и идеальные следы отражаются на соответствующих этому материальных объектах и в памяти так или иначе вовлеченных в орбиту совершения преступления лиц (потерпевших, свидетелей). Очевидно, что количество их различно: по преступлениям одного вида возникает большое количество следов материальных (примером тому является следообразование от насильственных преступлений); по другим (например, по должностным преступлениям) – следов идеальных. Так же обстоит дело со следами, отражающими участие отдельных лиц в совершении преступления, носящего групповой характер: действия исполнителя, как правило, влекут возникновение следов материальных, таких же его интеллектуальных соучастников, как организатор и подстрекатель – чаще всего лишь идеальных следов. Попутно замечу, что именно поэтому, на наш взгляд, столь насущно необходима незамедлительная правовая легализация сделок с правосудием, без чего, как то убедительно показывает международный опыт, выявление и изобличение интеллектуальных соучастников преступлений практически невозможно.

Сказанное позволяет сформулировать следующий постулат: типовые действия, необходимые для совершения преступления определенного вида, а потому обусловливающие возникновение типовых следов на типовых для того объектах, с методологической точностью предполагают возможность их обнаружения, извлечения, исследования и использования типовыми действиями следователя и других лиц и органов, осуществляющих уголовное преследование. Как некогда заметил великий поэт Г. Лонгфелло, «предвиденное должно обнаружить».

Основными из этих типовых действий являются (что очевидно) следственные действия и действия судебные следственного характера, исчерпывающий перечень которых регламентирован уголовно-процессуальным законом (а также ряд других мероприятий, также предусмотренных Уголовно-процессуальным кодексом, например извлечение информации из «иных документов» и т. д.).

Вновь напомню, этот Кодекс опосредовал следующую систему следственных действий:

1) допрос (обвиняемого, подозреваемого, потерпевшего, свидетеля, эксперта и специалиста);

2) очная ставка;

3) назначение и производство экспертизы;

4) осмотр (места происшествия, жилища и иного помещения, трупа, предметов и документов);

5) освидетельствование;

6) обыск (в жилище, в ином помещении, личный, на местности);

7) выемка (обычная, документов, содержащих государственную тайну, почтово-телеграфных отправлений;

8) следственный эксперимент;

9) предъявление для опознания;

10) проверка показаний на месте;

11) контроль и запись телефонных и иных переговоров.

Конечно, нет сомнений, что в процесс уголовно-процессуального исследования преступлений в том числе (а может быть, и в первую очередь), должностных и служебных, их раскрытия и расследования все активнее вовлекаются результаты оперативно-розыскной деятельности. В ходе нее инициативно или по поручению следователя соответствующими специфики этой деятельности методами и средствами обнаруживаются и извлекаются эти же типовые следы. Но, как известно, используются они в уголовно-процессуальном доказывании лишь в том случае, когда они отвечают требованиям, предъявляемым к доказательствам, а потому чаще всего опосредуются путем следственных действий (скажем, осмотром видео– или аудиозаписи, осуществленной в процессе ОРД и приобщенной к делу в качестве вещественного доказательства, и т. п.).

Проблемы пределов использования результатов ОРД в судебном доказывании в силу их повышенной значимости активно обсуждаются в криминалистической литературе. Естественно, что по ним высказаны различные мнения.

Не считая здесь необходимым включаться в данную дискуссию, я тем не менее не могу не обратить внимания на следующую реплику, прозвучавшую со страниц академического журнала «Государство и право»:

«Уголовное судопроизводство в силу своего консерватизма и уязвимости относится недоверчиво к сведениям, установленным в рамках иной деятельности (в данном случае имеется в виду оперативно-розыскная деятельность. – О.Б. ). Так происходит потому, что в сознании юриста существует уверенность, что одно лишь соблюдение формы может обеспечить достоверность результата… и потому большинству людей, по слабости духа (!!! – О.Б. ), необходимо «объективное обоснование», на которое можно опереться. Когда-то это была «воля богов», сейчас – норма (форма) закона» [176] (не берусь утверждать, чего в этих словах больше: банального бытового невежества или простого вульгарно-нигилистического отношения к закону…).