Филипп Гут - Свидетель века. Бен Ференц – защитник мира и последний живой участник Нюрнбергских процессов [litres]

Бен описывает лидера с еврейской стороны как «отличного оратора» и «умного человека». Голдманну, выросшему в Германии, были известны особенности немецкого менталитета, и он был лично знаком со всеми ключевыми фигурами в бундестаге. Бен восхищался его живой манерой общения и чувством связи с общественностью. По словам Аденауэра, сильные стороны Голдманна проявлялись в личных переговорах. Данные в его докладах не всегда были точны. Задача Бена состояла в том, чтобы уточнять то, о чем сообщал Голдманн.

«Это было частью игры», – писал Бен. Вне работы он описывал Голдманна как большого дамского угодника: «Он никогда не путешествовал в одиночку и всегда снимал люкс в лучшем отеле города». Голдманн не был стеснен в средствах, поэтому ни от кого не зависел. Как обаятельный и гостеприимный хозяин, он умел расположить к себе людей. Ежегодно он приглашал делегатов на совещание в разные места и оплачивал их расходы. Он был очаровательным, даже когда отказывал. Однажды Бен стал свидетелем разговора Голдманна с генералом Джулиусом Клейном, главой Ассоциации евреев – ветеранов войны и лоббистом концерна «И. Г. Фарбен». Генерал настаивал, чтобы его приняли в состав Совета Конференции по претензиям. «Джулиус, если мы решим отправиться на войну против Германии, мы позовем тебя», – обещал Голдманн с обезоруживающей улыбкой.

Аденауэр, которого в свое время национал-социалисты сместили с поста обер-бургомистра Кёльна, считался с его мнением. В правительственной декларации от 27 сентября 1951 года канцлер объявил о соглашении, которое затронет не только еврейские организации, но и Государство Израиль, «которое приняло так много бездомных беженцев». Под прикрытием имени германского народа были совершены «невыразимые преступления, которые обязывают к выплате моральной и материальной компенсации». До этого времени приходилось проводить долгие раунды переговоров и убеждать разъяренную оппозицию не только в федеральном правительстве и среди немецкой общественности, но и в Израиле. Некоторые члены кнессета опасались, что те, кто сели за стол переговоров с немцами, неизбежно будут обмануты. Многих возмущал сам факт, что в связи с Холокостом обсуждается материальная компенсация. Бен рассказывал, как группа молодых евреев в ермолках, с «развевающимися пейсами» сорвала заседание Всемирного еврейского конгресса в Нью-Йорке, на котором принималось решение об учреждении Конференции по претензиям. Парни ворвались в зал заседаний и кричали, что депутаты должны немедленно убраться. Кто принимает «кровавые деньги» от убийц, очерняет еврейскую честь. Один из участников конференции, старый раввин, в страхе заполз под стол. Полицейские вовремя подоспели и вывели незваных гостей из зала.

Голдманн и Аденауэр не пасовали перед трудностями и придерживались выбранного пути. Еврейский руководитель переговоров знал, что за ним стоят израильское правительство и его премьер-министр. «Бен-Гурион бросил Голдманну горячую картошку», – писал Бен. 6 декабря 1951 года в Лондоне состоялась секретная встреча председателя Конференции по претензиям и канцлера Германии, где они определили распорядок дальнейших переговоров. Бен участвовал как один из советников Голдманна. Они провели целую неделю в роскошном отеле «Гросвенор хаус», неутомимо разрабатывая предложения и проекты. Бен говорил, что переговоры были очень трудными и болезненными. Мучительные вопросы заключались в следующем. Следует ли требовать компенсацию за шесть миллионов убитых евреев? Какова стоимость человеческой жизни? Как измерить или определить степень ужаса, боли и страдания? Ответы на эти вопросы не найти в юридических томах, изученных им в Гарварде. «Никто из нас не был готов ставить ценник на человеческую жизнь», – писал Бен. Было невыносимо думать о том, «стоит ли папа больше, чем бабушка или младшая сестра».

В итоге они договорились о форме того, что можно было представить в качестве действенного правового принципа. Делегация Конференции по претензиям установила три требования: во-первых, необходимо удовлетворить претензии тех, кто пострадал лично. Во-вторых, Государство Израиль должно было получить единовременную выплату, чтобы покрыть хотя бы часть расходов, возникших в связи с принятием и реабилитацией лиц, переживших Холокост. В-третьих, Конференция должна была получить средства для оказания помощи жертвам нацизма за пределами Израиля. На тайной встрече в Лондоне Голдманн сумел убедить Аденауэра исходить из миллиарда долларов в качестве исходной суммы для обсуждения компенсации. «Это была хорошая круглая цифра», – говорил Бен.

Фактические переговоры начались 21 марта 1952 года в историческом замке в пригороде Гааги Вассенааре. В связи с понятной антипатией евреев по отношению к Германии и напряженностью, вызванной угрозой нападения еврейских боевиков, переговоры состоялись на нейтральной территории. Были приняты строжайшие меры безопасности. Участников охраняли представители голландской, немецкой и израильской полиции и сотрудники спецслужб. Всем запретили вскрывать подозрительные посылки или конверты. Еврейские террористы отправили почтовые бомбы руководителю переговоров с немецкой стороны Францу Бёму, а также его заместителю Отто Кюстеру. 27 марта в Мюнхене произошло покушение на канцлера Аденауэра. Адресованная ему посылка с бомбой взорвалась в подвале полицейского участка. При попытке обезвреживания погиб взрывотехник, а трое полицейских получили ранения. Бен вспоминает, что вскоре пошли слухи о том, что за покушением стоял Менахем Бегин, лидер израильской оппозиции, впоследствии премьер-министр и лауреат Нобелевской премии мира. Один из двух главных преступников, Элиезер Судит, спустя десятилетия опубликовал книгу («Поручение совести»), в которой фактически назвал Бегина заказчиком.

Напряжение ощущалось постоянно. Однажды Бена в середине дня вызвали с переговоров. Израильский агент подошел к нему сзади и прошептал на ухо, что Бена ждут снаружи. Бен извинился перед заседавшими и вышел вслед за сотрудником спецслужбы. Другой охранник осторожно передал ему конверт и спросил, знаком ли ему почерк на конверте. «Конечно», – ответил Бен и вскрыл его. Сотрудники охраны отпрыгнули назад. В конверте было письмо от его жены из Нюрнберга, несколько упаковок антацида, чтобы смягчить последствия его нервозности, и фотографии их детей. Из-за лекарственного порошка и нескольких фотонегативов охранники предположили, что в конверте почтовая бомба. «Вместо того чтобы взлететь в воздух, мы все посмеялись», – вспоминал Бен.

В какой-то момент дипломатические переговоры оказались под угрозой срыва. Параллельно с обсуждением вопроса о компенсации, немецкое правительство проводило в Лондоне переговоры по внешнему долгу, который оставил после себя немецкий рейх. Переговоры завершились подписанием в феврале 1953 года Лондонского соглашения по внешнему долгу Германии. Представители Израиля и Конференции по претензиям в Вассенааре настаивали на том, что их претензии приоритетны, а немцы хотели обсудить их в контексте общей ситуации с задолженностью. Мнения по этому вопросу не совпадали ни в кабинете министров Аденауэра, ни среди участников переговоров в Нидерландах. Случился скандал: Бём и Кюстер покинули немецкую делегацию в знак протеста против указаний, поступивших из Бонна. «Они сказали, что правительство не было честным, и ушли в отставку», – вспоминал Бен. Это оказало настолько сильное давление на Аденауэра, что он изменил свою позицию и сдался. Канцлер опасался, в частности, негативных реакций из-за рубежа. Бём и Кюстер вернулись в состав делегации. Их смелое выступление произвело впечатление на Бена, и позже они стали друзьями.