Алексей Ракитин - Уральский Монстр. Хроника разоблачения самого таинственного серийного убийцы Советского Союза. Книга I

Иван Дмитриевич Кабаков. Рисунок из газеты «Магнитогорский рабочий». Художник явно польстил партийному лидеру, придав лицу толику совсем несвойственной Кабакову интеллигентности. В повседневной жизни Первый секретарь обкома, предпочитавший бриться под «ноль», своими внешностью и манерами скорее походил на недавно «откинувшегося» уголовника, нежели на руководителя крупного региона. Художник скруглил вытянутое лицо Кабакова, обозначил причёску, несколько уменьшил тяжеловесную челюсть. Склонность улучшать внешность руководителей посредством карандаша и ластика демонстрировали коммунисты всех поколений – от ленинского, до горбачёвского.

Кабаков явился замечательным представителем партийной номенклатуры, в том смысле, что он всей своей жизнью с кристальной чистотой выразил идею «Грабь награбленное». Достаточно сказать, что провозглашая «мир – хижинам, войну – дворцам», Иван Дмитриевич в годы ужасного голода 1930-х гг. с упоением занимался строительством собственного дворца на острове Репный посреди Шитовского озера в 40 км севернее Свердловска. Согласитесь, что милая трехэтажная постройка с винным погребом, крытым танцполом, банкетным залом с двумя эркерами (выходившими в лес и на озеро), баня с четырьмя печами, забор с лепными украшениями, Т-образный пирс с двумя восьмигранными беседками и лестница от пирса к дому шириною 5 метров, обложенная белым мрамором, как-то мало соответствуют тому, что в Советской России было принято называть дачей. Чтобы обслуживающий персонал не запускал глаза в интимные детали личной жизни первого секретаря обкома, дом коменданта был построен не на острове, а на берегу. Там же располагался и барак для трёх семей обслуживающего специальный объект персонала. На берегу находился и дизель-генератор, вырабатывавший электричество для объектов на острове и запитывавший их по подводному кабелю. Впрочем, на острове имелся и резервный генератор, находившийся в особом флигеле, а также дом охраны на 8 комнат и насосная станция с бойлерной, обеспечивавшая давление в местном водопроводе и системе отопления. Всё местное население из района озера было удалено. И это правильно, незачем местным нищебродам наблюдать за вечерними прогулками на ялах, слушать романсы под гитару и подсматривать из леса за танцами гостей товарища первого секретаря. Так могут созреть разного рода террористические замыслы и мозолистые руки крестьян, глядишь, потянутся сами собой к закопанным в огородах винтовкам и обрезам… К озеру была проложена отдельная дорога, въезд на которую преграждал КПП. В общем, уставшему от серых будней секретарю обкома унылого промышленного центра было где порезвиться, станцевать, поплавать на лодке с красивой женой, прогуляться по лесу с любимыми дочерьми, пострелять дичь с друзьями и товарищами по суровому партийному поприщу.

И вполне возможно, что в то самое время, когда сотрудники милиции бдительно конфисковывали растительное масло у бедолаги Леонтьева, о чем упоминалось в предыдущей главе, секретарь обкома, спускаясь по мраморной лестнице к пирсу, сосредоточенно размышлял над тем, как ещё улучшить жизнь простого советского человека в безобразном, убогом, отвратительном промышленном центре с непроизносимым названием Свердловск? В этом месте невозможно удержаться от того, чтобы не процитировать Леонида Филатова: «Утром мажу бутерброд – сразу мысль: а как народ?»

Иван Дмитриевич Кабаков.

В общем, товарищ Кабаков обустроил быт отдельно взятого себя с большевистской скромностью, точнее, сообразно собственному пониманию этой самой скромности… Верх-Исетскому металлургическому комбинату, педагогическому и металлургическому институтам, Синарскому труболитейному заводу и множеству менее значительных объектов было присвоено имя Кабакова, город Надеждинск был переименован в Кабаковск. Впоследствии, после того как Ивана Дмитриевича расстреляли, последовала волна повторных переименований. Кабаковск, например, получил имя Серов, в честь известного в ту пору летчика. В этих переименованиях есть нечто постыдное и инфернальное, что-то за гранью здравого смысла, абсурдное. Задумайтесь только на секунду: сначала большевики пафосно призывали жителей гордиться тем, что они живут в славном городе Кабаковске, а через несколько лет сделали это слово запретным. В этих изменениях политических суждений на прямо противоположные есть нечто шизофреническое, ибо нормальным людям так вести себя несвойственно. Но для большевистской власти и пропаганды тех лет подобные обезьяньи прыжки из крайности в крайность являлись нормой.

Несмотря на барство и личную нескромность, Кабаков долгое время оставался в фаворе у Сталина, который всячески подчёркивал свое к нему расположение. В январе 1934 г. Кабаков был избран в президиум XVII съезда ВКП (б), а в декабре 1935 г. вместе с председателем облисполкома Василием Головиным удостоился ордена Ленина, высшей государственной награды Советского Союза.

Нетрудно догадаться, что, глядя на первого секретаря обкома, в меру служебных возможностей и доступа к ресурсам облагораживали свой быт и чиновники рангом пониже. Тем более что после упомянутых выше постановлений Наркомснаба и Совета Народных Комиссаров для этого появились вполне законные основания. Но, как известно, аппетит приходит во время еды, поэтому разрешенные оклады и нормы потребления быстро перестали устраивать радетелей за народное благо. Для удовлетворения растущих потребностей себя самого и ближайшего окружения секретарь обкома пустился в откровенные финансовые махинации. Так, например, через Свердловскую городскую лечебную комиссию, созданную для обслуживания номенклатурных работников, был организован регулярный перевод денег якобы на лекарства и лечение особо болезных товарищей. Год от года выплаты росли, в 1934 г. расходная часть Лечкома превысила доходную в 7 (!) раз. Как закрывался кассовый разрыв? Да очень просто. Деньги переводились со счетов крупных строек и промышленных предприятий, директора которых участвовали в их последующем «распиле». Помимо выплат со счетов Лечкома, Кабаков и его присные получали деньги из специального секретного фонда, которым распоряжался упоминавшийся председатель облисполкома Василий Головин. Разумеется, распоряжался не единолично, а по согласованию со старшим товарищем Иваном Дмитриевичем (кстати, за владение этой «кубышкой» осведомленные номенклатурные товарищи называли Головина за глаза «Кошельком»). Само собой, номенклатурные работники не отказывали себе в разного рода расходах, которые можно было списать на административно-организационные нужды обкома партии. По итогам 1935 г. перерасход по этой статье партийного бюджета составил 226 тысяч рублей. Поездки в Крым и на Кавказ смело «проводились» по бухгалтерским документам как командировки, бояться было нечего, ведь Иван Дмитриевич Кабаков своих не сдавал!