Алексей Величко - Царство и священство

Например, Майнцский собор 1261 г. не мог даже найти достаточно резкие выражения, чтобы охарактеризовать вред, наносимый продавцами индульгенций, вызывавших всеобщую ненависть [65] Ли Г.Ч . Инквизиция. Происхождение и устройство. СПб., 1999. С. 505–506, 510. . Но тем не менее эта практика продолжалась еще несколько столетий. Аморальным (если здесь вообще употребим столь мягкий термин) было и разделение всех людей на две неравные группы: подпадающих под наказание за отступления от католической веры мирян и пользующихся привилегиями на этот счет клириков.

Это вызвало не только взаимную ненависть римского священства и мирян, но и разложение клира: в него все чаще стали приходить люди тщеславные, порочные, жаждущие славы, почестей, житейских благ [66] Там же. С. 450, 451, 492. . По замечанию известного историка Западной церкви, «в реальности весь христианский мир разделился на два совершенно разных класса – на пастухов и овец; и нередко, и не без основания, приходила овцам в голову мысль, что их пасут только для того, чтобы короче остричь» [67] Там же. С. 451. .

Католичество вышло из Церкви, по природе своей беспорочной, и погрязло в грехе. Но стало ли лучше государство? Быть может, жертвы были не напрасны? Ничуть не бывало. Светские владыки переняли римскую нравственность и в еще большей степени посчитали себя свободными от христианских начал, чем их учителя. Папы проклинали императоров и королей, те в свою очередь открыто воевали с ними, устраивали интриги и приводили к церковной власти «своих» ставленников [68] Гергей Е . История папства. М., 1996. С. 156–161. .

В результате Рим иногда знал одновременно нескольких первосвященников, анафематствовавших уже друг друга, например: пап Урбана VI и Климента VII, царствовавших на Римском престоле одновременно, и этот перечень может быть без труда продолжен [69] Там же. С. 179, 180. . Быстро пришло понимание того, что если королевская власть исходит не от Бога, а от человека, хотя и Римского папы, то и власть последнего также есть дело рук человеческих. Как светского владыку можно согнать с трона, так и папу можно низложить, если он злоупотребляет своими правами.

Уже Пьер Оливи (XIII в.) допускал оказание сопротивления папе, если тот упорный еретик [70] Чичерин Б.Н . История политических учений. Т. 1. С. 221 . Еще дальше пошел Французский король Филипп IV Красивый (1285–1314), который начал процесс против умершего папы Бонифация VII, обвинив покойного в ереси, хотя в католической традиции и не принято предавать анафеме умершего человека [71] Карсавин Л.П . Культура средних веков. С. 152–153. .

Немудрено, что уже вскоре по следам протестантизма, категорично отринувшего саму Церковь и ее учение, смелая западная мысль легко трансформирует другую идею – полного подчинения Церкви государству . «Чья власть в государстве – того и религия» – лозунг, несколько столетий доминировавший в Западной Европе в контексте отношения Церковь – государство.

Впрочем, новое здесь заключается только в том, что «овцы» поменялись местами с «пастухами», так сказать, выиграли политическую баталию. Более знакомый нам по современной редакции тезис об отделении высшего духовного союза от высшего политического (Церкви от государства) представляет собой не что иное, как смягченную редакцию этой формулы, не более того. На самом деле, не веря ни в какие нравственные идеалы, подняв идею силы и власти на невиданную ранее высоту, верховная власть, оставшаяся вне Церкви (т. е. вернувшаяся в языческие времена), никогда не примет никакой религии.

Чтобы гарантировать другим свободу совести, нужно вначале самому представлять, что есть истинная вера . В Российской империи всем находилось место: и мусульманам, и иудеям, и буддистам, и никогда верховная самодержавная и православная власть не пыталась ущемить хоть в чем-то права представителей этих конфессий. Это-то совершенно понятно: верующий в Бога никогда не заставит ближнего своего прийти к Нему силой. Только пребывая в вере, человек может простить заблуждения другого, понять его религиозное чувство. Если веры нет, такое понимание становится невозможным. Да и откуда ему быть, если уже не Господь, а мятежный человеческий ум произвольно определяет, что для личности хорошо, а что плохо?

Все тайны души, духовные порывы становятся заложниками утилитарной этики светского государства: полезно для здоровья причащаться или нет, вредна эта религия обществу или нет, если вредна, то насколько и какая конкретно? и т. п. [72] Тихомиров Л.А . Два объяснения // Тихомиров Л.А . Критика демократии. М., 1997. С. 504. Предложите светскому мыслителю, чтобы Церковь вообще исчезла, и он согласится с этим без долгих колебаний: столь велика в нем уверенность в собственных силах и неверие в Бога. Правда, почему-то забывается, что в этом случае источником самовлюбленной гордыни может быть только идея о происхождении человека от обезьяны: разве можно совместить признание себя Божьим творением и неверие в Него? Остается что-то одно: или обезьяна, или Бог.

Как видно, ничего принципиально противоположного в столь разных на первый взгляд доктринах, как отделение Церкви от государства, подчинение государства Церкви и подчинение Церкви государству, не содержится. Светская доктрина, протестантизм и Римо-католичество соотносятся друг с другом как глухой и слепой, безногий и безрукий. Они, конечно, разно-качественны (как разнятся между собой внешние проявления болезни), но столь же далеки от истины, как инвалид от здорового человека.

Негативные примеры, неизбежно возникающие при любом характере взаимоотношения Церкви и государства, а, следовательно, и участия Церкви в политике, сами собой подводят нас (или, как говорят, указывают методом от обратного) к единственно верному выводу: Церковь не может быть аполитичной ! Но вот другой вопрос, какими принципами следует руководствоваться при определении ее взаимоотношений с государством в сфере политики? Где пролегают границы ее деятельности? Какие формы может принимать ее участие в управлении государством?

Прежде всего, участие Церкви в политике посредством распространения Учения Христа и знания об истинной природе и целях государства не позволяет высшему политическому союзу принять самодостаточное значение. Государство крайне необходимо человеческому обществу, но когда оно утрачивает понимание своего подлинного назначения слуги Церкви в деле просвещения Ею человечества, распространения высших нравственных заповедей, то сразу же происходят весьма неприятные превращения: из народного и державного тела оно сужается до аппарата управления и принуждения. Государство начинает ассоциироваться со своими органами, с исполнителями верховной воли, которая зачастую или отсутствует (как ясная, последовательная и четкая), или носит аморфный характер. Чиновник, служащий для себя, есть бич Божий, наказание для народа. Часто говорят: «Государство нуждается в средствах и поэтому вводит новые, непопулярные налоги», а создается впечатление, что нуждается в них именно государственный аппарат, поскольку до народа эти средства все равно не доходят.