Коллектив авторов - Судебные речи известных русских юристов

Кто наблюдал за началом пожара? В это время наблюдали за ним следующие лица: Яворский и Яшенков, которые никаких признаков огня не замечали до пяти часов без пяти минут. В то самое время, как они сторожат на каланче, близ угла Обводного канала, противоположного мельнице, сосед-домовладелец Пудов распоряжался счищать снег с своего дома; наблюдал еще Авденко, сторож при Варшавской железной дороге, у вокзала. Вдруг Яшенков и Яворский замечают за 5 минут до пяти струйки дыма не на дымогарной, главной трубе, которая стала выпускать дым через 1 1/2 часа, а в этот момент была совершенно чиста, но над магазинным отделением и зерносушильней одновременно; рефлекс огня, скользящий по стене, освещал внутренность двора. Яшенков и Яворский ударили тревогу, по сигналу собралась тотчас нарвская часть. В этот миг и Легоньков заметил искры, поднимающиеся над зданием по тому направлению, которое соответствует веялочной трубе; замечен был также дым и Пудовым, но Пудов не мог определить, откуда этот дым, он не наблюдал специально, выходил ли этот дым из главной трубы. Наконец, огонь замечен и Авденком, показание которого важно потому, что он прямо определяет время: в 5 часов, по циферблату Варшавской железной дороги.

Осветилось уже все здание с внутреннего двора; над крышей появились искры, и станция Варшавской железной дороги была совсем освещена. Вот все, что нам известно об обстоятельствах, относящихся до прибытия на место пожара других свидетелей, которых я считаю самыми достоверными по отношению к определению наружного вида, если так можно выразиться, этого пожара, а именно пожарных. Они съезжались отдельными командами. Я прошу вспомнить и расположить в вашей памяти порядок являющихся частей, потому что каждая часть действовала как один человек. Прежде других прискакала нарвская часть. Она прилетела на место пожара в то самое время, когда, как говорит пристав Агафонов, он, явившийся одновременно, видел уже пламя над главной трубой. Я не могу объяснить это показание иначе, как обманом чувств, потому что и по теории, которая лежит в плане защиты, и по теории, которой может следовать обвинение, факт этот невозможен. Никто из пожарных ни пламени, ни дыма в главной трубе не видел. Пожарные нарвской части позвонили в колокольчик к швейцару, и выходит Семенов, разбуженный уже Легоньковым. Они летят дальше к метальной лестнице и опять звонят, но лестница наверх заперта, им никто не отворяет. Они обогнули угол Измайловского, поехали до ворот по Обводному. Один из пожарных, брандмейстер Панасевич, показал странную вещь, которую также я объясняю, как и показание пристава Агафонова, явной ошибкой. В первом этаже по Измайловскому в двух крайних окнах к каналу он усмотрел выкидываемое на улицу пламя, вот из этого места (Спасович указывает по модели на кладовую); я полагаю, во всяком случае. что это не более как ошибка, что свидетель смешал обстоятельства. Я заключаю это из показаний пожарных той же нарвской части, которые все показывают, что пламени в это время вовсе не было ни по Измайловскому, ни по Обводному, а валил только густой дым из окон по Измайловскому и из подвальных окошек по Обводному. Если бы пламя было видно по фасаду с Измайловского, то, вероятно, они тут бы остановились, сделав заключение, которое сделал прибывший потом брандмайор Гранфельд, когда он приехал на мельницу и увидел огонь с Измайловского. По его словам, он удивился, почему нарвская часть не остановилась именно здесь тушить огонь.

Пожарные нарвской части сломали ворота на Обводном, объехали кругом и встали на дворе тут (показывает по модели на углубление, в котором спускаются рельсы от деревянной трубы из 3-го этажа веялки в 1-й этаж зерносушилки). Из тех показаний, которые были здесь даны относительно огня в веялочной трубе, самыми точными и обстоятельными представляются показания Ярышкина, Панасевича и Курашева, которые показывают следующее: горела веялочная труба. Но как она горела! Одни говорят, что огонь шел вверх -- так показывают Панасевич и Курашев; другие, например Ярышкин, говорит, что огонь шел вниз из веялки по трубе. Это последнее объяснение подтверждается свидетелем, швейцаром Семеновым, который вышел из швейцарской и, проходя через машинное отделение, видел, как огонь пробирается сверху вниз по зерносушильной трубе. Пожарные остановились здесь (указывает по модели на каменный помост и лестницу в подвал под веялочной трубой) и заметили, что вход из лесенки в подвал над помостом, где помещалась дверь, постоянно запертая, по показанию Морозова, совершенно темен, что спуск в подвал завален рогожами и снегом. Пожарные не видели за горящею трубой: никаких окошек, ни дверей в стене магазинного отделения.

Все эти окна и двери были заперты, а темнота свидетельствует, что в магазинном отделении, в подвальных этажах не было никакого огня. Минуты через 4 или 5 после нарвской прилетела часть коломенская, которая нам дала следующих свидетелей: брандмейстера Иконникова и рядовых Григорьева и Самсонова. Брандмейстер увидел 4 окна внизу, в подвале, к лестнице близ ворот, из которых клубился дым, выходя с искрами пламени. Он остановился здесь и послал Григорьева и Самсонова на навес; над тем местом множество дверей, выходящих из магазинного отделения подвального этажа; но они должны были спуститься, потому что огонь пробирался вверх в первый этаж и из первого во второй этаж, а в,о втором горели и падали ставни окон, из коих одна ударила самого Иконникова. Продолжая, однако, отстаивать фасад с Обводного канала, Иконников заметил, что огонь приближается по подвалу к кладовой, которая еще цела. Чтобы перенять огонь, Иконников послал Григорьева в эту кладовую через разломанное окошко подвала; в то самое время он приказал Самсонову поливать дверь из магазинного подвала в подвал кладовой из ствола, вставленного косвенно в разбитое окошко магазинного подвала. Таким образом, Самсонов обливал дверь, которую лизало пламя, а Григорьев отстаивал ту же дверь с другой ее стороны. Будучи в подвале кладовой, Григорьев дыма не чувствовал, все было цело, и, по словам Иконникова, после того выносили еще вещи из второго и третьего этажей кладовой, которая уже сгорела тогда, когда огонь, путешествовавший по верхнему этажу, перешел сюда сверху, после чего распространился далее. Таким образом, ошибка Панасевича обнаруживается вполне и показание его отпадает само собой. Эта часть здания больше всего цела, и огонь проник сюда гораздо позже, чем в другие отделения.

Третья пожарная часть, которая затем приехала, была спасская. Являются свидетелями: брандмейстер Маторин, рядовые Антонов и Иванов. Вместе с этими частями приехал и брандмайор Гранфельд. Так как огонь светил в окнах третьего этажа близ метальной лестницы, а двери этой лестницы всегда заперты и не охранялись швейцаром, то пришлось сломать двери. Сломали. Пожарные поднимаются, проходят по второму этажу мимо дверей, за которыми они не предчувствуют, что есть огонь, так как двери заперты с лестницы. Входят в третий этаж. Маторин открывает дверь и усматривает огонь вдали к Измайловскому проспекту, на расстоянии нескольких сажен. Маторин заключил, что здесь-то и есть самый рассадник огня, что этот огонь не скоро еще распространится, что, может быть, можно совладать с ним. Велено втащить трубу и накачивать с улицы. Но в это самое время вдруг неприятель-огонь зашел неожиданно в тыл действующим войскам: нежданно-негаданно выкинуло огонь из окон второго этажа лестницы и преградило пожарным всякий путь к отступлению. Огонь появился из той двери второго этажа, мимо которой проходили пожарные. Началось бегство. Кто бросал каску, кто топор. Спасаясь сквозь пламя, многие получили ожоги, рукав был оставлен на месте и сгорел; человека два-три были принуждены спускаться по водосточной трубе. Момент этот остался в памяти генерала Козлова, который приехал именно в ту минуту, когда говорили, что надо выручать пожарных. Таким образом, является еще третий огонь во втором этаже, ничем не объяснимый.