Анатолий Кони - Том 3. Судебные речи

Обращаясь к рассмотрению того, исполнена ли судебною палатою ст. 534 Устава уголовного судопроизводства в надлежащем ее объеме, необходимо заметить, что хотя по общему, практически установившемуся, правилу Сенат в кассационном порядке не входит в существо и способы производства предварительного следствия, но из этого им же самим, в интересах поддержания судебного порядка, установлен ряд исключений. Сенат в ряде решений признал, что и нарушения при предварительном следствии подлежат его обсуждению, а именно в тех случаях, когда они, во-первых, такого рода, что не могли быть исправлены на суде, во-вторых , когда они могли иметь влияние на решение присяжных и, в-третьих , когда они не могли быть своевременно обжалованы. К этому последнему виду нарушений необходимо с полным основанием и последовательностью отнести и те случаи, когда эти нарушения не могли вообще быть фактически обжалованы, потому что обжалованию не подлежали , или когда, несмотря на очевидность их, не было жалобщика , т. е. лица, которое заступалось бы за нарушенные свои права. Такие случаи касаются преимущественно свидетелей, право и спокойствие которых могут быть грубо нарушаемы напрасным призывом и требованием ненужных, а иногда и очень тягостных разоблачений. Свидетели, по смыслу 492 статьи Устава уголовного судопроизводства, могут жаловаться лишь на притеснения и взыскания, которым они подверглись при следствии. Речь идет, очевидно, не о привлечении их к допросу, да притом следственное производство не открыто свидетелю, как обвиняемому, он не может поэтому жаловаться уже в силу того, что не знает , почему его допрашивают. Сюда же относится и случай, когда потерпевшего нет, как, например, в настоящем деле, в живых или когда обвиняемый находится в таком состоянии, что в его померкшем сознании нет понимания значения ни производимых действий, ни своих интересов, и где обвинительная' власть действует односторонне. Во всех этих случаях прежде всего страдает начало правосудия, которому может прийтись, вследствие предвзятого взгляда следователя на дело, пережить оскорбительные минуты, если в его положение не войдет судебная палата или при ее бездействии Сенат. Решение 1869 года, за № 724, окончательно устанавливающее начало кассационного обжалования определений судебных палат о предании суду, доказывает, что Сенат не считает возможным умывать руки относительно деятельности судебной палаты, да это было бы и невозможно, ибо на основании решения 1867 года, № 204, суд не вправе входить в обсуждение правильности и полноты следствия, по которому состоялось определение палаты, а, между тем, судебное следствие по материалу своему есть повторение следствия предварительного. Там, где палата не исполнила своих обязанностей по 534 статье Устава уголовного судопроизводства и где суд обязан ей безусловно подчиняться, Сенат должен войти в оценку ее действий и, следовательно, в рассмотрение тех нарушений и пробелов следствия, по коему она не предписала доследования или не дала делу законного направления. Не сделать этого при указаниях кассационных жалоб, значило бы поставить во всех случаях бездействия палаты по 534 статье Устава уголовного судопроизводства уголовное дело в такое положение, что Сенат может исправлять его, в смысле устранения нарушений, ограниченно и только сверху вниз — до палаты, а следователь и прокуратура зато могут почти безнаказанно портить его снизу вверх, тоже до палаты. Не было ли бы это похоже на заявление авторитетного технического учреждения, что оно может ремонтировать и укрепить грозящее падением здание только от крыши до бельэтажа, а колеблющееся основание здания должно оставить без прикосновения?! Строго держась кассационной роли, Сенат, по возможности, чтобы не сказать слишком, воздержался от рассмотрения действий палат по 534 статье Устава уголовного судопроизводства; но практика его в этом отношении должна быть расширена. Этого требуют интересы правосудия, это вызывается и практическими требованиями судебного дела. В нашей следственной части проявляются болезненные припадки, грозящие обратиться в хронический недуг. Эти припадки надо лечить местными судебными средствами, а при бездействии местной судеб-но-врачебной инстанции нужно прибегнуть к средствам кассации и надзора. В следствии, производимом односторонне, без ясного и твердо очерченного, основанного на смысле и духе уголовного закона, плана, утрачиваются строгие деловые контуры его анатомического строения, преподанные Судебными уставами, оно извращается, одни его части атрофируются, другие вздуваются и опухают. Неполное, с одной стороны, и чрезмерно обремененное.—-с другой, оно всегда грозит недоумениями и осложнениями на суде, а следователь, между тем, без руководящей идеи о производимом им деле, стоит беспомощно пред морем житейских фактов и подбирает без разбора все, что оно приносит с песком, илом и грязью к ногам…

Переходя от этих общих соображений к действиям Петербургской судебной палаты по делу Палем и останавливаясь прежде всего на достаточной полноте следствия, нельзя не видеть, что этой полноты в действительности не существует. На многочисленные основания, дававшие повод предполагать ненормальное психическое состояние Палем и требовавшие именно в интересах полноты следствия возбуждения на основании 355 1статьи Устава уголовного судопроизводства вопроса об исполнении следователем обряда освидетельствования, указанного в ст. 353—355 того же Устава, уже было мною указано. Но в виду палаты были и еще другие данные, не подлежавшие проверке на судебном следствии — и данные в своем роде красноречивые. Не говоря уже о показании доктора Чацкина, у которого, ввиду переходившей обычные пределы у нервнобольных мнительности Палем, мелькало подозрение о ненормальном ее психическом состоянии, достаточно указать на самое первое показание Палем о том, что она не желает ничего отвечать, ибо слишком высоко себя ставит в связи с безрассудным заявлением о лице, которому она, пожалуй, «кое-что» расскажет, и на составленный следователем 7 сентября 1894 г. протокол о том, что вследствие отказа освободить Палем на поруки она грозила убить себя, зашагала в волнении по камере, зашаталась, упала в судорогах и слезах, произнося бессвязные слова: «Саша…» «на могилу…» и т. д. — и затем, жалуясь на озноб и жар, стала рыдать. Этого мало. Следователь предпринял даже некоторые шаги, предписываемые 353 статьей Устава уголовного судопроизводства. Он собирал сведения о том, не страдала ли чем-либо обвиняемая, и допрашивал ее родителей; он призвал и судебного врача, доктора Руковича, смешав при его допросе в одно — экспертизу психического состояния Палем с экспертизою расстояния, на котором был произведен выстрел. Но все это делалось как-то нерешительно, ощупью и не доделывалось. Так, например, 353 статья предписывает расспросить обвиняемую и освидетельствовать ее чрез судебного врача, но этого исполнено не было, а Рукович, как видно из точного содержания протокола от 12 сентября 1894 г., не свидетельствовал надлежащим порядком Палем, а был приглашен дать свое заключение на основании прочитанных ему протоколов и свидетельских показаний, как будто наука и практика допускают возможность постановления такого «заочного психиатрического приговора». На обязанности обвинительной камеры лежало принять меры к разрешению следователем вопроса о вменении прямо н согласно с указанием закона, не оставляя эту важную область исследования незатронутою со всех сторон и в то же время не разъясненною указанным в Уставе уголовного судопроизводства порядком. Возвращение следствия к доследованию и освидетельствование Палем по 353—355 статьям этого Устава, в случае признания ее подлежащею вменению, дало бы возможность суду и присяжным выслушать настоящих экспертов-психиатров и устранило бы, путем постановки вопроса по ст. 96 Уложения, неразрешимое столкновение сомнения присяжных с формальным требованием судопроизводства. Излишне говорить, насколько выигрывало бы от этого спокойное отправление правосудия.