Борис Чичерин - Философия права

Это начало порождает благотворительность. Она приходит на помощь неимущим, утешает страждущих, пригревает бездомных. Не надобно только смешивать это начало с правом. Благотворительность не есть правосудие: право на помощь никто не имеет. Это чистый дар, проистекающий от любвеобильного сердца, и это именно даёт ему высокое нравственное значение. И в этом нет ничего унизительного для человеческого достоинства. Принятие благодеяний, идущих от искреннего сердца, и уплата за это благодарностью тяжелы только для сухих душ, уединяющихся в своей гордыне и не терпящих никакого превосходства. Именно из благотворения проистекают высшие нравственные связи между людьми, разобщёнными своим положением и условиями жизни. Богатый, подавая руку бедному, находит в этом нравственное удовлетворение, а бедный, получая материальную помощь, возвышается нравственно чувством благодарности. Но эта нравственная связь устанавливается только тогда, когда благотворительность идёт от свободного влечения человеческого сердца, а не является функцией общественного учреждения. Мы видели, что нравственность есть начало не принудительное, а свободное; поэтому благотворительность, по существу своему, есть дело частное. Только за недостатком частных сил и желания, общество, в той или другой форме, приходит на помощь страждущим. Но общественная благотворительность никогда не может заменить частной. Она страдает самыми крупными недостатками. Она действует как бездушная машина, которая не в состоянии разобрать ни лиц, ни обстоятельств. Здесь исчезает именно тот личный элемент, который даёт благотворению высокое его значение. Всего хуже, когда благотворительность облекается в форму права, что затемняет истинную её сущность и придает ей лицемерный характер. Общественная благотворительность тогда только получает высшее нравственное значение, когда она одухотворяется свободной и самоотверженной деятельностью частных лиц, то есть, когда оно приближается к частной.

В тесной связи с нравственным началом находится и религиозный элемент, который даёт ему высшую опору и деятельную силу, связывая его с верховным Источником всего сущего. Религия образует самостоятельные союзы, о которых будет речь ниже; но влияние её на нравы и понятия людей составляет один из важнейших факторов общественной жизни. Для массы, которой недоступны философские теории, это влияние не может замениться ничем. Там, где оно ослабевает, нравственные основы общества становятся крайне шаткими. Это отражается даже на высших классах, которым более доступно светское просвещение. В обществе, потерявшем свои религиозные основы, господствует нравственная анархия, которая ведёт к шаткости всех отношений. Там и борьба классов достигает высшего ожесточения. Это мы видим, например, во Франции. То же явление повторяется и в Германии, где вследствие этого распространение социализма достигает ужасающих размеров. Между тем именно при широкой общественной свободе нравственные сдержки всего необходимее. Токвиль сильно настаивал на важном значении религии в демократических обществах. Он даже сомневался в возможности прочной демократии при упадке религии. Последняя смягчает борьбу нравственным действием на массы, успокаивая страсти, утоляя страдания, протягивая бедным руку помощи и призывая к тому же богатых, наконец, примиряя человека с условиями земного существования и указывая ему утешение в загробной жизни.

Однако для успокоения борьбы мало одного нравственно-религиозного начала; нужно ещё развитие истинных понятий об обществе, о его задачах и о тех средствах, которые способны вести к общей цели. Это дело светского просвещения. Оно составляет столь же важный элемент общественной жизни, как и сама религия. Последняя представляет по преимуществу консервативное начало; первое же есть начало прогрессивное. Светская наука подвергает критике существующий порядок и пролагает новые пути. Она же исследует основание общества и определяет истинное отношение права к нравственности. В этой сфере средневековая церковь, как показывают факты, впадала в печальные заблуждения: признавая нравственно-религиозное начало принудительным, она делала его источником невыносимого притеснения совести, и эти воззрения доселе ещё в ней не искоренились. Только светское просвещение привело к более правильному пониманию вещей. Бесспорно, оно именно вследствие своего прогрессирующего характера подвержено значительным колебаниям, которые отражаются и на общественном быте. Где понятия расшатаны, там борьба не успокаивается, а обостряется. Это мы и видим в современном мире, где главным источником смут являются превратные понятия о характере и задачах общества, о праве, о нравственности, распространённые не только в массах, но и среди образованных классов, и даже на вершинах науки. Но и тут надобно сказать, что таков неизбежный удел человеческого развития. Поиск истины всегда сопряжён с колебаниями и ошибками. Человеческий разум подвержен заблуждениям, но иного орудия у человека нет, и оно само в себе содержит возможность своего исправления. Односторонние и ложные теории заменяются более здравыми и всесторонними. Развитие их составляет задачу науки, и в этом заключается одно из важнейших средств для приведения борьбы классов к правильному исходу. Ничто так не содействует успокоению умов, как распространение здравых понятий о вещах.

Светское просвещение находится в тесной связи с самим различием общественных классов. Между тем как религия, действуя на сердца людей, одинаково обращается к богатым и бедным, к мудрым и младенцам, находя в последних даже большую восприимчивость, светское просвещение весьма неравномерно распределяется в обществе. Оно в значительной степени зависит от достатка, ибо развитие ума требует досуга и средств. Поэтому, в общем итоге, зажиточные классы суть вместе и образованные классы. Этим определяется и различие их призвания в сравнении с низшими: одни предаются умственному труду, другие – труду материальному. Это различие коренится в самих условиях земного существования. Материальный труд всегда составлял и будет составлять призвание огромного большинства человеческого рода, а умственный труд всегда составлял и будет составлять призвание руководящего меньшинства. Этих условий нельзя изменить, пока человек есть органическое существо, пользующееся материальным миром для своих целей. Но классы, призвание которых состоит в материальном труде, никогда не могут иметь такого умственного развития, как те, которые призваны к умственному труду. Одинаковое для всех высшее образование, о котором мечтают утописты, есть не что иное как плод фантазии. Высшее образование требует такого количества умственного труда, которого не в состоянии дать простой рабочий, а если бы он успел приобрести это высшее образование, он перестал бы удовлетворяться материальным трудом. Гораздо последовательнее те утописты, которые, стремясь к общему равенству, хотят само образование довести до степени, доступной простому рабочему. Но этим самым уничтожаются все высшие задачи человеческой жизни и полагается предел всякому развитию. Если же образование по необходимости распределяется в обществе неравномерно, то очевидно, что руководящей частью должна быть самая образованная часть, то есть зажиточные классы. Поэтому демократия никогда не может быть идеалом человеческого общежития. Она даёт преобладание наименее образованной части общества.