И. Потапчук - Русские судебные ораторы в известных уголовных процессах XIX века

Что же дало нам судебное следствие для характеристики этой личности? Из показаний его многочисленных родственников, из показаний старых друзей его, Данцигера и Легейде, знавших его более 20 лет и прекративших с ним знакомство только в самое последнее время, из показаний его должников, лиц, имевших с ним денежные дела и в разное время заведовавших его делами, мы можем составить себе о личности покойного довольно ясное и полное понятие. Лет 40—50 тому назад он начал свои дела с весьма немногого: занимался ремеслом портного, шил платье, содержал магазин, прибыли получал немного и скоро оставил это занятие. Взяв за первой женой своей приданое и заручившись средствами, покойный принялся за денежные операции и мало-помалу превратился в то, что на языке житейском мы привыкли называть дисконтером, пожалуй, и ростовщиком.

Скоро это дело разрослось, расширилось и сделалось его исключительным занятием. С увеличением имущественной состоятельности покойного расширялся и круг его делового знакомства; между его клиентами все чаще стали попадаться люди с известными именами, люди с большими надобностями в деньгах и некогда большими, но уже расстроенными состояниями. На вопрос о том, между какими людьми вращалась деятельность Занфтлебена, свидетели единогласно отвечали: по преимуществу в среде дворянской, аристократической.

Деньги свои Занфтлебен давал взаймы под векселя за огромные проценты; по свидетельству Жукова, 60 процентов были нормою процентов без скидки, со скидкою же, с уступкой годовая цифра процента спускалась до 36. Профессия покойного доставляла ему большие выгоды, позволяла ему жить хорошо, открыто и довольно щедро оделять деньгами своих многочисленных детей. Прямым последствием свойств и особенностей такой профессии явилось то важное обстоятельство, что в момент смерти Занфтлебена почти все имущество его заключалось не в движимости, не в наличных деньгах, а в массе долговых обязательств, не оплаченных документов разных лиц. В охранительные описи имущества, оставшегося после покойного, вошло всего на 1 тысячу рублей с небольшим разной движимости и более чем на 200 тысяч долговыми документами; чистыми деньгами, по чересчур, кажется, умеренному исчислению генерала Гартунга, Ольги Петровны и Мышакова, осталось только 200 рублей, а по кассовой книге налицо должно было быть 1 тысяча 200 рублей. В денежных делах своих, в распоряжении своим имуществом покойный, по-видимому, был человек до мелочности аккуратный, скупой до чрезвычайности, скупой до того, что, получив от генерала Гартунга 30 рублей в месяц процентов на деньги, данные ему за счет Матюниной, он передавал Матюниной только 29, непременно оставляя себе рубль за комиссию; скупой до того, что, по рассказу свидетеля Крапоткина, при рождении внуков, исполняя стародавний обычай, покойный дарил на их рождение известные суммы золотыми, но рассчитывал их по существующему курсу. В семейном быту, в отношениях к детям своим властолюбивый, строгий и взыскательный, он требовал себе безусловной покорности и не терпел ни малейшего уклонения от своих взглядов, привычек.

Если, по словам некоторых свидетелей, в последнее время в характере Занфтлебена появились некоторые другие черты, то это, по-видимому, объясняется весьма просто: характер в сущности не изменился, человек, проживший 65 лет в известном направлении, едва ли мог изменить свои убеждения и привычки; он остался тот же, но старость, тяжкая болезнь, приближение смерти сделали свое дело, он сделался слабее, мягче, стал более нуждаться в уходе, стал часто плакать, жаловаться на все и раздражаться, а с этим появилась и усилилась болезненная подозрительность. При жизни первой жены своей, Аделаиды Васильевны, скончавшейся в конце 1873 г., старик Занфтлебен вел спокойную семейную жизнь, окруженный своим многочисленным потомством, с которым он находился в тесных, близких и оживленных сношениях. Взрослые дети часто бывали у него, в свою очередь, он постоянно посещал их, и отношения между отцом и детьми были хорошие, дружеские; бывали, правда, незначительные ссоры и жалобы то с той, то с другой стороны, но это бывало редко, пустые ссоры оканчивались ничем, и общее согласие не нарушалось до самой смерти покойной жены, Аделаиды Васильевны, отличавшейся, по словам свидетелей, вспыльчивым, но добрым характером. Правда, сестра покойного, г-жа Крадовиль, совершенно иначе отозвалась о первой жене его и жизни всей семьи при ней, но мы знаем, в каких враждебных личных отношениях была сама Наталья Карловна Крадовиль с покойной и какое положение она долго занимала в семье брата, где ее стали принимать только незадолго до смерти Аделаиды Васильевны Занфтлебен, пожелавшей примириться с ней.

Вообще, ничего не преувеличивая и не бросаясь в крайности, мы вправе заключить, что до кончины Аделаиды Васильевны, то есть до конца 1873 года, в семействе Занфтлебена было если не полное согласие, то, по крайней мере, самые обыкновенные взаимные отношения членов многочисленной семьи, во всяком случае, не имеющие ни малейшего характера семейной вражды. Наступает 1875 год, и в жизни покойного Занфтлебена, в его отношениях к детям, в его образе жизни совершается довольно резкая перемена. В 1875 году (время с точностью осталось не определенным) покойный Занфтлебен познакомился с Ольгой Петровной Онуфриевой, а впоследствии своей второй женой. Мы имеем мало сведений о том, что такое была Ольга Петровна до своего замужества, чем занималась, как жила, мы знаем только, что она кончила курс в институте, получила диплом. И одинокая молодая девушка, решительно без всяких средств к существованию, она жила с одною женскою прислугой в номерах, занималась, по ее словам, уроками, все искала, но никак не могла найти места гувернантки. Потерпевшие наследники покойного утверждают, что она пользовалась дурною репутацией, но мы не будем ни поднимать, ни разрешать этого щекотливого вопроса, который в настоящем деле имеет мало значения. Знакомство покойного Занфтлебена с Ольгой Петровной произошло довольно просто и в то же время довольно оригинально.

Ольга Петровна, проживая одна и не имея средств к существованию, публиковала о своем положении, прося о помощи. Эти публикации в газетах и привели к ней Василия Карловича Занфтлебена. Переговорив с нею о чем-то не по-русски, Василий Карлович, по свидетельству ее прислуги, сразу покончил дело: Ольга Петровна переехала к нему в дом будто бы на должность учительницы к малолетней его дочери Августе и на должность чтицы при нем самом с жалованием по 100 рублей в месяц. Свидетельницы Кунт и Яблоновская, дочери покойного, утверждают, что никакой учительницы у малолетней сестры их не было и, таким образом, положение молодой, 24-летней девушки, бедной и одинокой, в доме богатого старика-вдовца на большом жалованьи, но без всяких действительных обязанностей, нельзя не признать весьма прозрачным. Впрочем, по-видимому, и сама подсудимая не считает нужным отрицать известный характер своих первоначальных отношений к покойному, и вот, следовательно, при каких обстоятельствах будущая вторая жена вступила в дом Занфтлебена.