Игорь Петин - Механизм преступного насилия

Традиционный взгляд на насилие и его исполнителя мешает разрешению проблемы насильственного поведения. А. С. Панарин отмечает, что освоение в социально-гуманитарной сфере действительной картины мира не завершено, в результате чего сложность, нелинейность и разнообразие до настоящего времени игнорируются [519]. Упрощенный подход к явлению насилия не способствует его изучению, осознанию и предупреждению. Вместо объективного изучения насилия во всех его проявлениях обычно ссылаются на «природу» человека, на вечное существование «преступности» и т. д. В результате, обозначая проблему личности и учитывая «огромную роль» социальной среды, С. Н. Абельцев наделяет лиц, совершающих, в частности убийство, «особым» поведением и поясняет, что «особенность» проявляется через их преступное поведение в виде убийства [520]. Вместе с тем, как считал Г. Риккерт, нельзя останавливаться ни на какой форме жизни [521], а возможность переоценки ценностей отражает принцип самой жизни [522].

Нравственность и насилие можно перевести как добро и зло [523]. Но, как отмечает Дж. Мур, «моральный закон не очевиден сам по себе» [524]. В процессе исторического развития достаточно примеров, когда добро становилось злом, а откровенное насилие и жестокость приветствовалось и поощрялось. М. Монтень считал наихудшим в такой ситуации неустойчивость законов [525]. К. Маркс и Ф. Энгельс подчеркивали, что «представление о добре и зле так сильно менялись от народа к народу, от века к веку, что часто прямо противоречили одно другому» [526].

Эти понятия, считает И. И. Карпец, в любой исторический момент выражали некоторое общее содержание [527], выражающее в форме нравственных оценок и предписаний задачи человека на современном этапе или в ближайшем будущем [528]. Вместе с тем, как отмечает Н. А. Бердяев, этика закона регулирует жизнь внешнего человека в его отношениях к обществу людей и не знает внутреннего человека. Она социальна и авторитарна, что делает невозможным нравственной оценки отношений в первозданном виде, так как этому мешают всевозможные социальные наслоения групп, классов, партий, направлений, верований и предвзятых идей.

Величайшей задачей нравственной жизни Н. А. Бердяев считал дойти до чистого нравственного суждения, свободного и не подверженного растлению социальными внушениями [529]. Выражение в законе общепринятых социальных ценностей и способность их реальной защиты являются объективными условиями формирования уважения личности к праву [530]. Только в этом случае закон можно считать правовым, но, по А. Э. Жалинскому, не всегда так бывает [531]. Как заметил Ж. О. Ламетри, предубеждения рассудка, иллюзии сердца и установившаяся в мире тирания, когда дело касается чувств, «создают громадные препятствия серьезному изучению морали и точному пониманию нами своих обязанностей» [532].

Если добро и зло, разумное и неразумное являются противоположными началами единого человека, то, задает вопрос В. М. Хвостов, почему следует ценить только одну сторону? [533]Как отмечал Д. Юм, «ничто не может быть более нефилософским, чем теории, утверждающие, что добродетель равнозначна естественному, а порок – неестественному» [534]. К тому же, считает М. Монтень, людей «мучают не сами вещи, а представления, которые они создали себе о них» [535]. Названный исследователь не без оснований полагает, что если бы кто-нибудь мог установить, что такое положение справедливо всегда и везде, то «он сделал бы чрезвычайно много для облегчения нашей жалкой человеческой участи» [536]. Действительно, наши представления зависят от внутреннего отношения к ним и меняются вместе с изменением отношения. Сами же представления, как правильно сказал М. Монтень, «складываются у нас не иначе, как в соответствии с нашими склонностями» [537].

С. И. Ожегов определял нравственность как «правила, определяющие поведение; духовные и душевные качества, необходимые человеку в обществе, а также выполнение этих правил, поведение» [538]. Возникает вопрос: является ли насилие противоположностью нравственности, нарушает ли оно понятие нравственности, как правил поведения, необходимых индивиду для обеспечения своего существования в данном обществе? Как справедливо отмечает Г. Риккерт, «природа повсюду действует согласно принципу наименьшей меры сил» [539]. Вышеизложенное приводит к выводу о социальности и насильственных форм поведения. Это такие же модели поведения, формирующиеся прежде всего в семье, а затем в обществе и для жизни в обществе.

Поскольку насильственные формы поведения возникают в обществе и отражают его устои, вряд ли можно говорить о противопоставлении нравственности и насилия. Таким образом, нравственность является одним из величайших заблуждений человечества, одной из многочисленных ловушек, возникшей после разделения единого мира на две противоположности – на Добро и Зло. Такое разделение оказалось орудием и средством вражды человека с себе подобными.

Конечно мышление индивида, как совершившего преступное насилие, так и правоприменителя, отражает окружающую действительность и социально обусловлено – в основе его лежат опыт и знания, приобретенные человеком в данном обществе. Слово как один из элементов механизма мышления в качестве вторичного знакового сигнала может выполнять как положительную, так и отрицательную роль в истории человечества. Благодаря языку, речи передается и развивается опыт человечества. Все зависит от того, совпадает или нет наделяемое смыслом слово с содержанием вторичного знакового сигнала. Хотя нельзя отрицать, что, может быть, человеческий опыт и развивается согласно законам диалектики в силу создаваемых смысловых противоречий.

Непонимание значения слова (ситуации) приводит к отрицанию. Отрицание вызывает конфликт (отрицание отрицания). В свое время И. В. Сталин пытался исключить данный аспект бытия из сферы сознания. Но ведь в результате разрешения конфликта возникает новое качественное состояние, правда, в том случае, если взаимодействующие субъекты восприняли данный им жизненный урок. Остается вопрос, в каком направлении идет развитие и до какой степени допустимы социальные противоречия. В природе все рано или поздно приходит к равновесию и без каких-либо эмоций, вопрос в том, каким человек станет на иной стадии развития.

Видимо, проблемы человека начались с его желания властвовать [540]над всем Миром (или другим человеком), для чего Единый Мир был разделен на противоположности, на Добро и Зло, на белое и черное. Однако власть оказалась мнимой и разрушающей, прежде всего, самого человека. Насилие во всех разнообразных проявлениях, как отмечает А. А. Гусейнов, прямо отождествляется со злом вообще [541]. Такой подход проводит жесткую разделительную линию взаимосвязанных проявлений этого Мира и человеческой деятельности на Добро и Зло, на правомерное и неправомерное. Этим же одновременно снимается вопрос обсуждения насилия и, соответственно, его разрешения.