Игорь Петин - Механизм преступного насилия

Не случайно исследователями отмечается, что определяющим фактором при квалификации убийства в драке или ссоре «выступает мотивация действий принимающего участие в драке или ссоре убийцы» [946]. Причем важны мотивы обеих сторон. Неопределение или неучет мотивов приведет к неправильной квалификации. В. А. Якушин подчеркивал, что «только на основе психологических механизмов и процессов, комплексно представленных в виде вины, мотивов и целей эмоциональных составляющих, можно восстановить реальную картину произошедшего, определить социальное значение совершенного, установить роль и весомость причастного к этому человека» [947]. Не понимая внутреннюю ценностную ориентацию индивида и особенности его мышления, вряд ли возможны диалог с ним и обеспечение принципа субъективного вменения. В этом случае проблематично достижение целей исправления осужденного и, соответственно, предупреждения преступлений. В конечном счете и цель восстановления искажается и подменяется неким суррогатом «истины».

Поэтому принципиально неверным представляется подход Т. А. Лесниевски-Костаревой, которая считает, что совокупность личностных обстоятельств «в принципе не может служить основанием дифференциации ответственности». При этом опасность личности преступника, по мнению автора, может снижаться в случае факта примирения с потерпевшим [948]. Однако принцип справедливости обязывает учитывать личность обвиняемого и подсудимого. А поведение потерпевшего – самостоятельное явление и может характеризовать не только обвиняемого.

В. К. Дуюнов считает, что кара является ключевым понятием всего учения об уголовной ответственности и наказании. При этом он утверждает, что «наказание должно назначаться за то, что лицо совершило, и в меру того, что оно совершило, другого, более надежного и основательного критерия избрания справедливой меры наказания, как известно, не существует» [949]. Но если назначать наказание за то, что совершило лицо, как предлагает В. К. Дуюнов, то непонятно, как различать факты лишения жизни: в одном случае работника милиции при выполнении им служебных обязанностей, а в другом – террориста в целях освобождения заложников. Ведь и в том и в другом случае совершено, по существу, одно и то же действие – лишение жизни человека. Различаться они могут лишь по субъективной стороне. Предложенный В. К. Дуюновым подход ведет к объективному вменению.

На недопустимость этого обращает внимание К. В. Тихонов, отмечая, что в основе индивидуализации уголовной ответственности лежит не степень общественной опасности (Я. М. Брайнин, А. Д. Соловьев), а вина и ее степень [950]. Действительно, вина не может сводиться к одному из элементов состава преступления. Она играет определяющую и интегральную роль в преступлении. Вина представляет собой самостоятельный от мотивов, эмоций и особенностей личности элемент состава преступления и потому не следует отождествлять вину с указанными признаками [951].

Неучет мотивов отбрасывает человечество в древние времена, когда, напоминает И. И. Карпец, за преступления наказывались «целые селения или их части либо на выбор: каждый третий, пятый, десятый и т. д.» [952]. Никакой принципиальной разницы в назначении и исполнении наказания, если не учитываются внутренние силы и состояния человека, определяющие его поведение, не имеется. Неучет при квалификации насилия мотивов и целей деяния в качестве обязательных признаков состава преступления мог бы быть обоснованным в случае признания психологии научно несостоятельной наукой, однако это невозможно. Согласно И. М. Сеченову, психическая жизнь подчиняется таким же непреложным законам, как и явления материального мира [953], но эти закономерности, по замечанию Б. М. Теплова, «всегда должны опосредоваться знанием индивидуальных различий» [954].

Представляется спорным положение законодателя, увеличивающее размер и вид наказания в случае рецидива насилия. Согласно ст. 14 УК РФ, преступлением признается виновно совершенное общественно-опасное деяние, запрещенное настоящим Кодексом под угрозой наказания. П. Ф. Гришанин, верно указывая, что само рецидивное преступление не становится более опасным от того, что оно совершено ранее судимым лицом, тем не менее отмечает, что уголовная ответственность лица, в действиях которого имеется рецидив преступлений, усиливается именно на основании повышенной общественной опасности личности таких лиц [955].

Однако, во-первых, учитывая научение человека насильственным моделям поведения в обществе, довольно сложно говорить об усилении степени общественной опасности такой личности при рецидиве преступлений. Во-вторых, общественная опасность личности и совершаемого деяния характеризуют различные явления. Отсюда следует, что в законодательном определении преступления отсутствует основание для повышения уголовной ответственности при рецидиве.

Предположим, совершены последовательно два убийства братьев-близнецов вследствие однотипных скандалов и мотивов. Оба преступления совершенно ничем не отличаются. Однако за первое убийство санкция статьи предусматривает ответственность в виде лишения свободы от 6 до 15 лет. За второе – наказывается от 8 до 20 лет либо смертной казнью или пожизненным лишением свободы. За первое изнасилование уголовная ответственность предусмотрена в виде лишения свободы от 3 до 6 лет, а за второе, такое же, от 4 до 10 лет. За первое совершение хулиганских действий санкция установлена в виде лишения свободы до 2 лет, а если оно совершено ранее судимым, то до 5 лет.

Разница существенная, тем не менее возникают сомнения в обоснованности такого положения. Так, А. В. Савкин полагает, что «совершение изнасилования лицами, ранее судимыми за эти преступления, может свидетельствовать о назначении преступникам неоправданно мягких мер наказания» [956]. Из утверждения вытекает, что лицо надо наказывать за аналогичное действие строже только потому, что прежнее наказание было мягким.

В приведенных рассуждениях заключена логическая ошибка. Неоправданно мягкие наказания, если о чем и говорят, так о незаконности вынесенных приговоров. И выводы должны соответствовать выдвинутому тезису. Если действительно за первое преступления было вынесено «неоправданно мягкое наказание», то следует вести речь как о незаконности приговора, так и его причинах в целях предупреждения подобного. Попутно требует разрешения вопрос об ответственности судьи, вынесшего данный приговор. Но этого не происходит. В совокупности такая ситуация отрицательно влияет на тенденции насильственной преступности. Особенно в ситуации, когда, как указывает Г. Ф. Хохряков, существует обвинительный уклон. «Его суть заключается в том, что подозреваемый с неизбежностью становится обвиняемым, затем подсудимым, который обязательно будет осужден. А если подозреваемый, а затем обвиняемый был арестован до суда, то суд обязательно приговаривает его к лишению свободы» [957].