Яков Магазинер - Избранные труды по общей теории права

Нам думается, яснее и правильнее всего определить интерес в чем-нибудь как возможность блага. Например, когда говорят, что у государства есть интерес в возникновении или прекращении данного события (например, войны), то это значит, что существует возможность известного блага для государства от возникновения или прекращения этого события (например, заинтересованность Франции в слабости Германии означает возможность некоторых благ для Франции от этой слабости); когда говорят, что интересы двух государств противоречат друг другу в данном вопросе, то это значит, что возможность блага для одного из государств не совместима с возможностью блага для другого, и т. д. Таково понятие объективного интереса, т. е. объективной возможности блага от данного явления. Отражением (иногда обманчивым) этого объективного интереса является субъективный интерес лица к объекту, т. е. субъективно воображаемая лицом возможность блага от данного объекта. Например, надо различать интерес в войне (объективный) и интерес к войне (субъективный).

Мы везде имеем в виду объективный интерес. Но и в этом значении необходимо отличать, по аналогии с потребительной и меновой ценностью, конкретный интерес обладателя объекта от абстрактного интереса, какой представляет данный объект вообще. Изменяя известное замечание Лассаля, можно сказать, что гробовщик имеет интерес в своих гробах не для себя, а для других; так и слепой может продать свои картины, глухой – свои инструменты, а паралитик – свой велосипед. Следовательно, их вещи представляют интерес, ибо картины, велосипед непосредственно не доставляют блага глухому, слепому или паралитику, но путем продажи, мены, дарения и других способов возмездной и безвозмездной передачи эти объекты могут удовлетворить материальные или духовные потребности, во-первых, их обладателя, а во-вторых, вообще чьи-либо потребности, т. е. заключают в себе вообще возможность блата, которую мы условились называть интересом.

Таким образом, вещь может быть объектом права, если она способна быть объектом чьего-либо интереса вообще, объектом абстрактного интереса. Нет ничего невозможного в том, что одни имеют право на вещь, которая непосредственно только другим способна принести благо, ибо при связях общественности предполагается и для меня возможность блага от объекта, если оно возможно от него для моих socius'ов. Благо же мое может заключаться либо в бескорыстном доставлении блага другому, либо в возмездной переуступке другому моего объекта, либо, наконец, в оплате моего согласия не мешать другому пользоваться моим объектом. В силу этого всякое право существует до и независимо от выяснения вопроса о возможности для данного лица прямого или косвенного блага от данного объекта, лишь бы от этого объекта было возможно благо вообще для кого-нибудь, а при современных глубочайших и теснейших связях общественности и неограниченной способности перевоплощения объектов права всякий материальный предмет или действие, способные быть объектами права, по общему правилу являются в то же время объектами интереса. Мы видели, что здесь возможны исключения, что возможны права без всякого интереса у кого бы то ни было в их осуществлении: более того, субъекты этих прав даже дорого заплатили бы за лишение их объекта их права. Например, пользователь участка земли, на котором много ни на что не годного камня, охотно и дорого заплатил бы за уборку этого камня с участка, чтобы запахать его, и тем не менее камень, который ни на что не годен, не представляет ни для кого интереса, есть объект его права собственности. Но как бы доказательны ни были эти факты, они являются во всяком случае только редкими исключениями, не имеющими значения в социальном обороте: по общему правилу за всяким правом стоит охраняемый правом интерес.

Но составляет ли наличный интерес существо права? Нет, ибо интерес есть лишь предполагаемая цель права, но не само право. Вопреки Иерингу и Еллинеку, право – не само благо и не абстрактная возможность блата, т. е. интерес, – право есть возможность осуществления интереса лично или через представителя. Существует ли абстрактный или конкретный интерес у обладателя права, это не касается существа права; интерес этот предполагается, и никем не должен быть доказываем, – разве бы, напротив, было доказано, что лицо отстаивает свой объект без всякого интереса в нем, а только из желания причинить зло другому или лишить его какого-либо блага. Например, лицо, выезжающее из квартиры, имеет право на фрески, нарисованные на стене квартиры, но его право выскоблить свои фрески не может быть признано, так как цель здесь – не положительный интерес выезжающего, а злобное желание – не дать насладиться фресками своему преемнику по квартире.

Из всего изложенного вытекает неприемлемость теорий воли и интереса, как они обычно защищаются и толкуются, ибо воля есть средство, а интерес – цель осуществления субъективного права, но не его существо. Однако внимательно следя за развитием мысли Иеринга, можно найти в ней ряд других глубоких и здоровых элементов, из которых возможно правильное построение понятия субъективного права. Надо лишь исходить не из тех элементов, которые обычно имеются в виду при трактовке учения Иеринга. В этом учении можно найти несколько различных замечаний о природе субъективного права, но среди них два наиболее важных. Первое – это общеизвестное и нами уже рассмотренное понятие о праве как юридически защищенном интересе: «…понятие права покоится на правовой обеспеченности пользования»? [128]Другое замечание Иеринга, подробно им не развитое, а лишь полемически выброшенное против теории воли, было затем им оставлено без того глубокого и блестящего развития, мастером которого был в такой счастливой степени Иеринг. Мы уже знаем, что Иеринг отвергает волю как ядро права: по его учению, право «ограничивается тем, что предоставляет ей (воле) в известных границах обеспеченную возможность действовать»? [129]Здесь мы близко подошли к правильному решению нашей проблемы. Действительно, наблюдение над правовой жизнью показывает, что решающим моментом для субъективного права является особая, защищенная объективным правом, беспрепятственная возможность действовать, включая сюда возможность вынуждать чужие действия: это и есть субъективное право. Хотя это определение расходится с господствующим учением (Еллинека), мы считаем в высшей степени ценным его развитие в русской науке права, ибо вместо туманного понятия воли и многозначащего понятия интереса гораздо глубже и полнее для научного исследования правовой жизни будет служить понятие действия как легко распознаваемого, широко обобщенного и вполне оценимого социального факта. [130]