Геннадий Есаков - Mens Rea в уголовном праве Соединенных Штатов Америки

Во-первых, категория «форма вины» имеет в российском уголовном праве совершенно иные теоретико-концептуальные основы, а также абсолютно самостоятельное и, что более важно, несопоставимое с американской терминологией содержательное наполнение, и любое перемещение её на американскую уголовноправовую почву неизбежно создаст последующие (хотя бы и неосознанные) некорректные параллели. Так, это можно увидеть на примере работы Н.В. Лясс, где она, именуя элементы виновности «формами вины», указывает, что первые два из них (цель и знание) соответствуют умыслу, а оставшиеся два– неосторожности (см.: Лясс Н.В. Указ. соч. С. 100). В подтверждение данного тезиса приводится ссылка на § 2.02(8) М.Р.С., который, однако, говорит не об умысле, а о преднамеренности (wilfulness). Иными словами, некорректность изначального перевода общего наименования элементов виновности привела к дальнейшим неверным параллелям. Аналогичным образом, отталкиваясь от категории «форма вины», трактует mens rea в соучастии В.А. Нерсесян, полагающий, что «соучастие предполагает умышленную вину, точнее, прямой умысел» и что «в американском уголовном праве допускается соучастие и при неосторожной форме вины (разумеется, речь может идти только о таком ее виде, как преступное легкомыслие)» (см.: Нерсесян В.А. Указ. соч. С. 183). Столь механический перенос терминологии не учитывает всех тонкостей американской уголовно-правовой материи и никоим образом не может вызывать одобрения.

Во-вторых, перевод обобщающего наименования приводимых далее терминов именно как «элементы виновности» представляется оправданным и с точки зрения самого по себе текста М.Р.С., говорящего именно об «элементах правонарушения» в общем плане (см. § 1.13(9) М.Р.С.), к числу которых, уже на частном уровне, относятся и четыре рассматриваемых понятия.

Таким образом, как видится, наиболее обоснованно использовать при переводе термина, обобщающего созданные М.Р.С. понятия, словосочетание «элементы виновности», не сопряжённое, во-первых, с привнесением в чуждую уголовно-правовую материю одной из ведущих категорий высокого уровня теоретической абстракции из российского уголовного права и отражающее, во-вторых, непосредственно дух поло-

жений кодекса. И, соответственно, куда как менее опасным (в плане только что приведённых соображений) представляется использование понятия «формы mens rea », не несущего в себе угрозы потенциального смешения терминологии.

7 6Продолжая далее анализ корректности перевода раскрываемых терминов в отечественной науке, отметим, что в единственном издании русского перевода текста М.Р.С. термин «знание» переведён как «заведомо» (см.: Примерный уголовный кодекс (США). С. 47, 49). Опять-таки, такой вариант перевода данного понятия не совсем удачен, поскольку им разрушается единообразие в первом: так, при переводе § 1.13(13) М.Р.С. в указанном источнике для обозначения трёх однокоренных слов, образованных от английского слова «знание» ( knowledge ), совершенно необоснованно используются два русских аналога – «заведомо» и «со знанием».

В упомянутом русском переводе текста М.Р.С. данный термин предлагается обозначать как «опрометчивость» (см.: Там же). Другой вариант перевода здесь («неосторожность») более соответствует природе охватываемого анализируемым понятием субъективного состояния, в силу какового обстоятельства он и используется в настоящем исследовании.

Относительно возможного упрёка в непоследовательности, сводящейся к отказу в отчасти схожей ситуации в пред пред шествую щей сноске использовать понятие из российского уголовного права, то в ответ на него можно сказать о том, что если категория «форма вины» несёт в себе слишком большую теоретическую нагрузку, изначально (пусть даже неосознанно) предопределяющую дальнейшую структуру перевода и рассмотрения вопроса, так что её употребление может вводить в заблуждение, то понятие «неосторожности» связано более с практикой, нежели чем с теорией, и его использование, таким образом, менее вероятно может привести к исходным ошибкам, искажающим все последующие теоретические построения.

Следует отметить, что всё, изложенное в предшествующей сноске, в равной мере применимо и к переводу понятия, описывающего данный элемент виновности.

Кроме того, следует сказать о том, что Джордж П. Флетчер и А.В. Наумов предлагают переводить термины recklessness и negligence на русский язык как «осознанная неосторожность» и «неосознанная неосторожность» соответственно (см.: Флетчер Дж., Наумов А.В. Указ. соч. С. 18, 283 и сл.; относительно «неосознанной неосторожности» см. также: Уголовное право зарубежных государств. Общая часть. С. 32 сн. ***). В принципе, серьёзных возражений против такого перевода выдвинуть нельзя. При этом отметим, что, как представляется, если смысл термина можно адекватно передать одним словом, то так и следует поступать; и что включение прилагательных «осознанный-неосознанный» в перевод рассматриваемых понятий может затемнить то обстоятельство, что под negligence в судебной практике ряда штатов понимается также и, используя терминологию Джорджа П. Флетчера и А.В. Наумова, «осознанная неосторожность» (о последнем моменте см. подр.: LaFave W.R., Scott, Jr., A.W. Op. cit. P. 235–237, 669–672).

В М.Р.С. выделяются два понятия: «элемент правонарушения» (§ 1.13(9) М.Р.С.) и «материальный элемент правонарушения» (§ 1.13(10) М.Р.С.), причём соотносятся они как целое и часть соответственно.

Так, в § 1.13(9) М.Р.С. указывается следующее:

«Элемент правонарушения» означает (i) такое поведение либо (ii) такие сопутствующие обстоятельства, либо (ш) такой результат поведения, который:

(a) включён в описание запрещённого поведения в дефиниции правонарушения; или

(b) устанавливает требуемый вид виновности; или

(c) отрицает обстоятельство, исключающее виновность, либо обстоятельство, исключающее противоправность, относительно такового поведения; или

(d) отрицает основание защиты в силу давности; или

(e) устанавливает юрисдикцию либо территориальную подсудность».

И, далее, согласно § 1.13(10) М.Р.С., «материальный элемент правонарушения» означает элемент, который не относится исключительно к давности, юрисдикции, территориальной подсудности или любому иному предмету, также не связанному с (i) присущим поведению вредом либо злом, предотвращения которого добивается закон, определяющий правонарушение; или (ii) существованием обстоятельств, исключающих противоправность либо виновность за такое поведение».

Соответственно, элементы виновности в М.Р.С. определяются относительно указанных материальных элементов правонарушения, получивших также вполне соответствующее их характеру наименование «объективные». Однако из всех них М.Р.С. определил лишь поведение: согласно § 1.13(5) М.Р.С., «“поведение” означает действие или бездействие и сопутствующее ему состояние ума либо… серию действий или бездействий», а согласно § 1.13(2) М.Р.С., «“действие” или “деяние” означает телесное движение произвольное или непроизвольное».