Коллектив авторов - Толкование закона и права. Том I

Несомненно, законодательство – очень быстрое «лекарство», но оно действует порой слишком быстро и непредсказуемо, влечет за собой побочные действия и слишком зависит от интересов и предпочтений малой группы людей, так называемых законодателей. Когда же приходится исправлять ошибки не совсем удачного законодательного акта, прибегают все к тому же, но уже «улучшенному лекарству», создавая тем самым порочный круг. В то же время постоянные изменения норм приводят к тому, что новые не позволяют закрепиться старым, и процесс, призванный создавать и преобразовывать, на практике лишь разрешает уже существующее, оказывая кардинально противоположное действие.

Более того, законодательство часто является выражением воли не людей, по отношению к которым оно будет применяться, а лиц, узурпировавших законодательное собрание. К несчастью, законодательный орган не всегда состоит из наиболее образованных и просвещенных представителей. Соответственно, не следует придавать огромное значение законодательной функции (воле других людей). Увеличение полномочий чиновников исполнительной власти посредством издания какого-нибудь законодательного акта, позволяющего им выступать в роли законодателей, дает им возможность издавать новые и новые законы, которые призваны управлять нами. Но если они подконтрольны им же самим, то тогда какой смысл апеллировать к этим законам с целью защиты от таких людей? Стоит отметить, чем больше количество законов, чем подробней они регулируют каждое наше действие под эгидой защиты наших «личных свобод», тем в большей степени развязаны руки у них, и меньшей свободой обладаем мы, и тем большей властью обладают они, несмотря на то, что изначально власти говорили о противоположном.

Размышляя над этим вопросом, Бруно Леони приходит к следующему выводу: «Я вполне серьезно полагаю, что те, кто ценит личную свободу, должны пересмотреть место индивида внутри правовой системы как таковой» [205]. Тем самым он задумывается о совместимости современных правовых систем и понятия свободы вообще, апеллируя к тому, что правовая система Древнего Рима или Англии в период их расцвета наделяла человека большим набором прав, а именно потому, что эти системы были наиболее независимы от законодательства. В представленных правовых системах не было ни раздутого объема законодательных актов, ни постоянной необходимости издавать новые, с целью корректировки старых, а сфера личных прав и свобод была на порядок обширнее. Но, к сожалению, мы унаследовали только лишь законодательные мудрости и изречения древних, например то, что: «Закон – это нечто, что нужно открыть, а не ввести в действие, и что в обществе нет никакого настолько могущественного, чтобы он мог отождествлять свою волю с законами всей страны» [206]. Не стоит забывать, что люди «открывавшие» эти законы, были судьями или юрисконсультами, следовательно, людьми сведущими в праве, теми, кто его изучает, а не просто с ним ознакомлен, как наши современные «открыватели». Категорией лиц, которую в какой-то степени можно сопоставить с древними специалистами, сейчас является современные эксперты в области права и только они могут компетентно улучшать правовую систему современности.

Принципом, которому необходимо следовать в законодательстве, можно назвать «не делай другим того, чего ты не хотел бы, чтобы другие сделали тебе». Следование ему позволит решить известную российскую проблему, связанную с тем, что законодатели вводят в силу закон, ограничивающий свободу других, но никак не их самих. Может это и звучит примитивно, но приведенный выше принцип очень действенен, так как срабатывает животный инстинкт самозащиты, а как нам известно, животные инстинкты одни из самых сильных и подавить их мы не способны в силу собственной природы, следовательно, этот постулат будет работать в любой ситуации. Следование ему должно привести к изменению цели издания законов, переориентируя её с того, что хотят люди, на то, чего не хотят они же, чтобы другие с ними сделали. Положительной стороной этого изменения выступает, как правило, исключение вероятности появления группы не согласных лиц по отношению к тому, что нельзя делать. Мнение людей в обществе по вопросу нежелания совершения каких-либо действий над ними всегда более однородно, нежели об их желаниях.

Существует и другая немаловажная проблема – «представительство». Его суть, по мнению Бруно Леони, заключается в том, что «в конвенциональный вере нашего времени в добродетели «представительной» демократии, которой не мешает то, что «представительство» кажется крайне сомнительным процессом». Следует пояснить, что согласно представлению Леони, вера в добродетель мешает осознанию того, что увеличение количества представителей в законодательном процессе и увеличение числа подвластных им вопросов, ведет к утрате смысла самого понятия «представительство», так как оно все меньше реализует волю людей, а все больше волю непосредственно «представителей». Более того, представленные ими интересы не всегда соответствуют реальности. Это не всегда вызвано корыстными побуждениями, этому могло послужить отсутствие постоянного контакта и взаимодействия с людьми, чьи интересы представлять они были делегированы. Ведь ни опросы общественного мнения, ни консультации не в состоянии обеспечить иллюстрацию полной картины происходящего, так как мы постоянно приспосабливаемся к новым изменениям, соответственно и мы меняемся тоже. Более того, реальные действия и поведение людей почти всегда разнятся с тем, что они отметили в анкете или ответили социологу. Аналогию этому можно проследить на экономическом рынке, а в частности то, что желания покупателей и реальный спрос всегда разнятся. Всё вышеперечисленное приводит к утрате значения «представительства» как такового. И выход из этой ситуации Б. Леони видит в необходимости кардинально сократить количество вопросов, подвластных представителям, либо непосредственно число тех, кого «представляют», или и то и другое одновременно.

Однако, сокращение числа тех, кого представляют, невозможно, потому что это повлечет ограничение их личных свобод. С другой стороны, уменьшение списка вопросов, по которым будет осуществляться представительство, повлечет расширение круга тех сфер, по которым люди будут принимать свои собственные решения, тем самым расширится круг их личных свобод. Таким образом, представляется возможным лишь последний вариант. В таком случае огорчены ему будут скорей всего только те, кто привык пользоваться своим представительством. Вследствие такого сокращения они, конечно, утратят ряд своих привилегий, но приобретут ряд других: они, в свою очередь, тоже не будут ни к чему принуждены в тех случаях, когда это не правомерно, так как являются частью общества, защищать которое есть цель создания законо. Тем самым они не станут «жертвами этого же законодательства».