Коллектив авторов - Толкование закона и права. Том I

Человек, оказавшийся без средств к существованию, не может рассматривать как свободная личность при принятии политически значимого решения. По сути создается положение финансовой «кабалы» и решение при голосовании можно отнести к «кабальной сделке». «Патерналист в той или иной степени исполняет свои социальные обязательства, он требует от подчиненных отдавать свои голоса за него и представленных им лиц, делегируя часть своих полномочий иерархическим структурам на местах… Патерналист, распоряжающийся бюджетом государства, «исключительно в силу своей доброты и мудрости» одаряет граждан вспомоществлениями. Распоряжаясь общенародными деньгами, как своими, он полагает, что граждане не в состоянии принимать политически значимые решения самостоятельно, поэтому обязаны выполнять его команды, либо указания делегированных им лиц. Отдельные «ошибки и просчеты» в действиях конкретных исполнителей демонстративно исправляются верховным правителем, что должно упрочивать веру народа в незаменимость патерналиста» [305].

5. Независимость публичной власти от населения, их взаимная неприязнь и недоверие друг к другу. Правоприменитель и официальный интерпретатор не ставит перед собой задачу увеличить благополучие жизни населения. Высокомерие и честолюбие части правоприменителей влияет на судьбы граждан, не имеющих рычагов влияния на оценку и толкование правоотношения иным способом. «Большая часть гражданского общества рассматривает публичную власть как узкую группу лиц, занятую своим экономическим обогащением через политические институты. В таком дискурсе затрудняется процесс признания населением законов и вариантов официального толкования этих законов, принятых конкретными лицами в своих экономических и политических интересах» [306]. Противостояние между публичной властью и населением декларируют даже ее руководители, – по мнению председателя Правительства Российской Федерации Д. А. Медведева «в самой сути государственной службы заведомо заложено неприятие со стороны граждан». «Вариант того, что на госслужбе можно быть аполитичным», премьер-министр даже не рассматривает [307].

В связи с получением возможности обращения в суды международной юрисдикции российские граждане стали активно оспаривать законность действий и бездействия органов публичной власти. Согласно данным Европейского суда по правам человека общее число ожидающих рассмотрения жалоб против России по состоянию на 31 декабря 2013 года составляет 16813 [308].

6. Неспособность гражданского общества к реальной политической конкуренции. В российской действительности правовой нигилизм правоприменителей стал формой правосознания. Он проявляется в корпоративной солидарности и цеховой взаимовыручке, скрывающей часть противоправных действий от населения. «Сосредоточение в руках одной группы лиц всех инструментов контроля корректности избирательных процедур делают практически невозможным для обычного гражданина доказательно убедиться в достоверности результатов голосования» [309].

Можно сделать вывод о том, что российский правовой реализм сформировался как особый феномен в постреволюционной России, укрепился в период «развитого социализма» и продолжат развитие в настоящее время. Соответствующая ему законодательная и правоприменительная концепция характеризуется двойственностью, согласно которой юридическая практика не обязана совпадать с официальной риторикой и декларативными нормами о справедливом порядке.

Проведенное исследование различных сторон толкования закона и права позволяет лучше понять существующую в государстве доктрину толкования, использовать ее закономерности в практических целях. Следует обратить внимание на прагматический поворот в праве, на потребность подтверждения научных выводов юридической практикой. Очевидность сложившегося несоответствия между академической наукой и правовой действительностью, между правом в книгах и живым правом требует пересмотра системных понятий, устранения разрыва между интерпретационной практикой и научной концепцией толкования.

Могут сосуществовать несколько интерпретаций текста одного закона, значение которых формируется в зависимости от подходов к толкованию. У судьи всегда есть разные варианты решения, из которых он выберет тот, который сочтет наиболее приемлемым в контексте своей профессиональной перспективы и личного психологического комфорта. Как бы это не звучало парадоксально, но правоприменитель при толковании нормы, факта и правоотношения думает в первую очередь о себе, о том, чтобы выносимое решение не причинило в дальнейшем неприятностей лично для него. Это на практике и называется судейским усмотрением.

Корпоративные интересы интерпретатора, его ценностная установка и социальная среда становятся определяющими при толковании закона. Исходя из этого необходимо учитывать, что в российской правовой действительности укореняются иерархический и психоэмоциональный подходы к толкованию права. Закон и другие нормативные источники не существуют сами по себе, они «оживают» только посредством человеческой деятельности. Интерпретатор наделяет текстуальные нормативные понятия своими представлениями о сущем и должном правопорядке. Неопределенная связь абстрактной нормы закона с конкретным правоотношением приобретает в результате толкования и применения определенность, которую можно материализовать принудительными методами. Правовые нормы могут быть «расколдованы» в первую очередь в интересах самого правоприменителя, который каждым своим решением стремится укрепить или возвысить свою институализацию в иерархии официальных толкователей права.

Не существует полной и непротиворечивой нормативной системы, высокие полномочия российского официального интерпретатора превращают «неточные» положения закона в императивные, «точные» формулировки правоприменительного акта. Характеризуя нормативные системы с точки зрения их полноты, непротиворечивости и независимости, про стадию толкования можно говорить как «о замещении менее точного понятия более точным» [310]. Современный правоприменитель в процессе своей деятельности компенсирует неполноту и противоречивость нормативных систем, его интерпретационный акт становится «более точным и ясным» по сравнению с «неточным и смутным» текстом закона. Наполняя акт применения своим усмотрением, судья воспроизводит правовую реальность собственного дискурса, привнося в практикуемую доктрину толкования закона индивидуальные правила и принципы.